Последнее слово Орловский произнес нарочито весомо.
Артиллерист едва успел забраться на орудийную платформу, когда началось.
Петров оказался прав. Запасным действительно досталось на орехи, причем орехи настолько крупные, что солдаты вмиг позабыли все звучные речи первого баюна.
Не меньше дюжины пулеметов ударили из леса по приблизившимся к нему цепям. Огонь оказался особенно эффективным из-за их густоты, и многие расхристанные сознательные граждане умерли прежде, чем успели понять, что их убивают.
Оставшиеся не стали искушать судьбу. Реальная опасность – лучшее средство против оторванных от жизни возвышенных фраз.
Офицеры видели, как торопливо стал разворачиваться командирский автомобиль. Теперь он не следовал за людьми, а указывал им путь. Расстроившиеся цепи со всех ног пытались догнать начальство, и, поддерживая их в этом благом начинании, из леса продолжали молотить пулеметы.
Гулко ударило орудие. Берлинг открыл огонь раньше, чем «еловый» тронулся с места, и первый разрыв аккуратно лег у первых деревьев.
Но пулеметы оказались не единственным сюрпризом, заготовленным матросом для возможных оптимистов. Из леса вдогон удиравшим запасным выскочили всадники. Выскочили так, чтобы не мешать своим залегшим у пулеметов товарищам.
В довершение, подтверждая опасения Петрова, из-за поворота дороги бодро выкатил «Хунхуз», и его пулеметы немедленно внесли свою лепту в разыгравшуюся бойню.
Дзелковский задрал ствол «максима» и попробовал достать кавалеристов, но на таком расстоянии об эффективном огне можно было и не мечтать.
«Еловый» с готовностью двинулся навстречу противнику. Две крепости на колесах, подлинная и импровизированная, как и вчера, загрохотали орудиями, словно приветствуя давно ожидаемого собрата.
Пока они обменивались выстрелами, конница успела догнать бегущих, и началась любимая кавалерийская потеха – рубка со спины.
– Я же говорил! Говорил! – Петров в досаде бил кулаками о землю, как будто это хоть что-то могло изменить в очередном акте кровавой драмы.
– Успокойтесь, капитан! – резко оборвал его Орловский. – Никто их не гнал. Напротив, предупреждали, что война – не место для самодеятельности. Мы им в любом случае помочь ничем не могли. Лучше приготовьтесь к отражению атаки. Сейчас наступит наш черед.
Мимо на полном ходу, подпрыгивая на каждой выбоине и грозя развалиться, промчался «руссо-балт». На его заднем сиденье что-то кричал водителю бледный как смерть Нестеренко.
Только кто назвал смерть бледной? На войне она гораздо чаще выступает в другом, кровавом, обличии…
Самочувствие Горобца напоминало то, которое бывает в результате самого жестокого похмелья.
Тело было вялым, непослушным своему властелину, в душе царила пустота. Ни желаний, ни сил…
Хорошо хоть, что еще вчера воздействовал на начальника штаба и заранее подбодрил своих людей, а то бы совсем труба.
Верный Гришка с самого утра умчался контролировать прапора. Ладно, что помнил о полномочиях последнего и согласился потерпеть, не переть немедленно на рожон, а для начала собраться с силами.
Сил же стало заметно меньше. Один из двух полков почти разгромлен, люди в нем перепуганы и если не разбежались сразу, то исключительно из-за страха перед своим главарем да в надежде, что новый удар атамана обрушится на врагов, сметет их с лица земли, как вчера были сметены волколаки.
В том же направлении пытался воздействовать губастый Яшка. Он убеждал матроса собраться, повторить вчерашнее, словно речь шла о сущих пустяках.
– Допрыгаешься, Яшка, – предупредил его Горобец, однако никакой угрозы в его голосе не было.
– Ты подкрепись. Может, получше станет. – По приказу Янкеля мужики натаскали в вагон снеди на роту. Хорошо хоть, не на батальон.
Федор пожевал без малейшего аппетита и отбросил ложку в сторону.
Есть вилкой он так и не научился.
– Вспомни, что сам говорил. Сегодня мы должны быть в Смоленске, – в очередной раз повторил Янкель.
– Да, братва, – припомнил Горобец.
К матросам он относился гораздо лучше, чем к любым другим людям. То ли в память о службе, то ли не мог забыть совместных мартовских подвигов.
– Что мы там намечали делать? – Федор приподнял голову и уставился на помощника суровым взглядом.
– Послать наш третий полк, а жителей Починка использовать для охраны тыла, – Янкель заметно оживился.
Он уже понял, что колдовство такой силы, как вчерашнее, высасывает из колдуна массу энергии, превращает его на время в обычного слабого человека. Еще бы знать, как быстрее вернуть утраченные способности! Ну там, водка, кокаин… Так ведь отказывается!
– Тогда поехали, – кивнул матрос.
По дороге он и в самом деле успел воспользоваться своими обычными средствами. Особого эффекта обращение к ним не дало, но все же Федор стал несколько бодрее и в его глазах пока слабенько замаячили отблески вчерашнего.
И все-таки это были лишь отблески.
Согнанное на центральную площадь население Починка, вернее, то, что от него осталось, получило лишь минимальный заряд послушания повелителю.
Ставший своеобразным специалистом в подобных делах, Янкель пришел к выводу, что в обыденной жизни этого хватит, а вот вынесут ли мужики и бабы серьезное испытание – это еще вопрос.
Зато на фронте был полный порядок. Костя не подкачал, оправдал доверие, хотя и был всего лишь прапорщиком, и все поле было густо усеяно телами защитников Смоленска. Остатки их с жалким самодельным бронепоездом были отброшены за следующее село и неудержимо откатывались к городу.
Горобец послал для развития успеха свой последний, третий полк, а сам не торопясь пошел по месту недавней бойни.
Вид застреленных и порубленных людей оказал на него гораздо более благотворное влияние, чем смесь самогона с кокаином. Матрос шел и с наслаждением впитывал в себя витающие над полем предсмертные страдания. Боль и ужас тех, кто вступил сюда живым, а теперь валялся в самых разнообразных позах, вливались в душу дивной музыкой, наполняли ее силами, уверенностью, что отныне так будет всегда.
Хорошо!
Слово не было произнесено, однако Янкель угадал его, выждал еще немного и велел подавать бричку.
Надо было догнать уходящих вперед людей, чтобы не опоздать, вступить в Смоленск вместе с ними…
– Так. Еще немного, и будет пора.
Аргамаков наблюдал за ходом боя с левого фланга. Вправо и влево по гребню залегла рота Мартынова, чуть в стороне, прикрытая от нежелательных взглядов кустами, притаилась полевая батарея, а позади в низинке в готовности к действию находился эскадрон гусар Сухтелена. Точнее, в связи с отсутствием подполковника, эскадрон Радена.