И Серегу некуда деть. Пусть он десяток раз предлагал пожертвовать им, пока он будет во врагов стрелять, жить-то потом как?
По-любому, выбраться отсюда вряд ли суждено. Дневная жара заметно спала, вечер приблизился вплотную. Наверняка сейчас к противнику заявится подмога. Не дураки же, просто обязаны попытаться покончить с нами до темноты.
– Едут. – Я первый услышал вдалеке гул моторов.
Выбора нет. Долго не побегаем, на пост не прорвемся, на месте тоже поляжем наверняка. Один раз повезло, теперь враг будет осторожнее. Сообразили же – первая партия нами выиграна.
– Едут, – эхом откликнулся Линевич.
Надо бы оттянуться подальше в лес, да интересно, сколько их пожаловало по наши души? Плюс – еще кто-то в любой момент может зайти с тыла.
Вдалеке, подпрыгивая на неровностях, словно корабли на море, шли три боевые машины пехоты. Бронетранспортер застыл на месте, поджидая подкрепление, из командирского люка выглянул кто-то в шлемофоне. Раньше побаивались, прикрывались броней, теперь бояться перестали.
Техника сошлась. Явно старший из прибывших принял рапорт. Разобрать и расслышать нам было не дано, только оставалось разглядывать далекие фигурки.
Потом тот, с бронетранспортера, явно получив разнос за потерю людей, полез к себе.
Одна из бээмпэшек тронулась правее нас, две другие почему-то остались на месте.
Мы тянули, пытались разгадать замысел. Козыри были не у нас, сплошные шестерки на руках – и нет возможности передернуть и смухлевать.
Люк на башне приоткрылся. Выглядывать в открытую и подставляться под пули неведомый военный не собирался. Береженого бог бережет.
Все равно стрелять далеко. Противное дело – когда свои по другую сторону прицела. Чем солдатики-то виноваты? Они получили приказ, а справедливый ли, в армии спрашивать не принято.
Я думал, сейчас командир будет вглядываться, оказалось – говорить. Откуда-то взялся простейший рупор, только слов на расстоянии разобрать мы не могли.
Не иначе предложение сдаться. Больше предлагать нам нечего. Разумеется, без гарантии сохранения жизни. Как вариант – мы выйдем, тут нас сразу и шлепнут. Просто и надежно.
БМП постояла на месте, затем тронулась в нашу сторону. Опять застыла, и предложение было повторено. Для нас – вновь неразборчиво. Лишь долетели отдельные слова: «Генерал Линевич» и «через пень коромысло».
На лице Кости вдруг появилась улыбка.
– А ведь это наши. Через пень коромысло – любимое выражение одного хорошего человека. Того самого, кто предложил прибыть на пост. Так что…
Хотелось мне внести нотку скепсиса, любую фразу можно превратить в ловушку, однако чем мы рискуем?
Тридцатый день после времени Ч
Город умирал. Медленно, как порой угасает смертельно больной человек. Вроде бы еще жив, даже способен иногда приподняться с постели, но костлявая с косой уже близко, и ничто не в силах остановить ее.
Воду, газ и свет теперь давали строго по часам – утром и вечером. Производство практически застыло. Торговле наступил полный звездец. Банки так и не заработали, ссылаясь на происшедшую Катастрофу и гибель большинства данных. Самое интересное – почему-то остались сведения о взятых населением кредитах, и, невзирая на обещание правительства дать отсрочку платежей, возвращения ссуд требовали вполне всерьез. Под простейшим предлогом – деньги нужны для оборота и оживления предпринимательской деятельности.
Откуда люди могли взять то, что им никто не давал, оставалось тайной. Вернее, банки этим просто не интересовались. Должен – плати. Объясняли: президент имел в виду в своем послании лиц юридических, наподобие корпораций, а отнюдь не частных и даже не мелких предпринимателей.
Объяснения были откровенно рассчитаны на законченных идиотов. Не знаю, нашлись ли таковые, но пока акции финансистов вызвали глухое возмущение. И, уж понятно, платить никто не стал. Не с чего было.
Даже постперестроечная отрада – съездить, купить, продать – стала недоступной. Кто ж купит, коли денег-то и нет? В неоплачиваемый отпуск выгоняли не только работяг с уцелевших после развала заводов и фабрик – всю офисную шелупонь, которая без компьютеров даже не могла посидеть в рабочее время в чатах, на различных сайтах или просто за раскладыванием пасьянсов. Как-то быстро оказалось – в нынешних условиях не нужны ни сделки, ни проценты, ни продажи…
Промтоварные магазины заглохли сразу же. Кому нужны стиральные машины, телевизоры и прочее, раз электричество от силы подается часов на шесть в сутки? И до новых ли нарядов, если в них даже некуда пойти? Остались денежки, лучше их приберечь. Тут любой наступающий день может оказаться непроглядно-черным.
Если что-то вдруг стало бесценным – так это антикварные транзисторные радиоприемники. Мир вновь покрылся сетью радиостанций, старых, добрых, докомпьютерного периода, и теперь счастливцы, по тем или иным причинам не выбросившие устаревшую, казалось бы, технику, могли своевременно узнавать о происходящем на планете.
Хорошего нигде не было. Если и было, то лишь там, где его не имелось изначально. Чем развитее страна, тем тяжелее обрушился на нее антиэлектронный удар. По всей старой Европе волнами перекатывались беспорядки. Часто – со стрельбой и человеческими жертвами. А уж на вершине цивилизации – в Америке – вообще началась настоящая гражданская война – непонятно кого и с кем. Такое впечатление – каждого гражданина против всех остальных поодиночке и скопом.
У нас пока были лишь предвестники возможной бури, наподобие недостатка продуктов. Помимо прочего, сказалась сильная зависимость от заграницы. Там теперь хватало своих проблем, и везти что-то сюда, продавать никто не торопился.
Впрочем, и наши крестьяне, фермеры, или как их там сейчас называть, тоже сообразили. В полном согласии с многолетней пропагандой о примате прибыли над всем остальным сельские жители отнюдь не торопились продавать государству плоды своего труда за копейки. Торговали, однако исключительно на базарах, за совсем уж несусветную цену. Соответственно, стала стремительно дорожать и магазинная торговля.
Тут бы президенту проявить власть. Приоткрыть стратегические хранилища, если они вообще еще остались, ввести карточную систему на продукты первой необходимости, потратить часть имеющихся средств на прокорм населения. Только разве можно? Это же эталонное отступление от демократических ценностей! Что о нас подумает Запад и собственные правозащитники? Кошмар и ужас! Возврат к тоталитаризму! Позор на весь мир – и это еще мягко сказано. Лучше уж стоять на общечеловеческих ценностях до конца, убеждая население перетерпеть, проявить разумную инициативу в рамках действующих законов, как-нибудь переждать, пока все не наладится. Народ обязан понять весь драматизм ситуации и поддержать порядок, законность, власть и многое прочее. Оказаться достойными Великой Победы, ни на шаг не отступить от демократии и свободного предпринимательства.