– Пока будете двигаться через пустыню и степь, вас легко обнаружат и разобьют с воздуха. Тут шансов вообще нет, – Кречетов подтянулся. Перед ним, полковником Генерального штаба, стояла конкретная задача, и кому решать ее, как не ему?

Просто военные задачи редко существуют сами по себе, и тесно связаны с целым комплексом иных проблем, экономических, общегосударственных, дипломатических, человеческих, и все их надо увязать так, чтобы было решено главное.

Воевать просто только на бумаге.

Стоило ли принимать чью-то сторону?

– Определенные шансы у вас есть, – после некоторого раздумья объявил Кречетов. – Только имеется еще один аспект – что даст победа?

– Как – что? – удивился Джавад. – Мы станем хозяевами на своей земле! И никто не сможет указывать нам, как жить, и устраивать непонятно что ради своих целей.

– Я не о том. Допустим, удастся захватить порталы. Дальше-то что? Заблокируете вы их, торговля прервется, насколько я понял, проделать это с той стороны тоже не особо трудно, и тогда? Промышленности у вас нет, вы зависите от поставок оружия. Прервется поток, пусть жиденький и слабый, и останетесь вы с одними шашками.

Мысль заставила Джавада задуматься. В горах действительно ремесленники имелись, а рабочих не было. Как-то не складывалось. Не хотели люди идти в какие-нибудь мастерские, считали это занятие не вполне мужским. Если на себя работать – дело иное, а горбиться неведомо на кого – недостойно истинного последователя пророка Селима.

И вот теперь оказалось – для нормальной жизни требуется очень многое.

– Нет смысла вам тут жить одним, – не стал дожидаться закономерного вопроса полковник. – Есть же Порт с его заводами, так почему бы не позволить людям там жить так, как они хотят в обмен на признание вас, как законной власти? Им Зенграб тоже родной. Не думаю, чтобы все сразу захотели его покинуть. Желательно было бы прощупать их настроения заранее.

– Но тогда все придется отложить на полгода. Пока пошлем людей, пока они наладят отношения, да и ведь кто-нибудь обязательно донесет, – возразил Джавад.

– Тоже не исключено. Пока что у нас один козырь: желание сенатора навести у вас порядок. Надо пользоваться случаем. Еще и поддержку удастся выбить. Оружием, к примеру.

Глава двадцать девятая

– Батюшка, вы не боитесь, что вас побьют? – поинтересовался Бестужев.

Вопреки прикидкам, на постоялый двор они возвращались вечером, отвергнув предложение мейра поселиться у него. Народ расходился с улиц, здесь, как во всех подобных обществах, спать ложились рано с заходом солнца, как, впрочем, и вставали с первыми его лучами, и даже несколько опережая восход светила.

Офицеры несколько устали от долгих переговоров, однако усталость во многом была перекрыта возбуждением. Джавад счел нужным продемонстрировать гостям починенный дядей Жорой визор, и техническое чудо поневоле взбудоражила умы и чувства.

Зато сильно разочаровало качество передач. Не техническое, тут оно было таким, будто все происходящее в кубе видишь наяву, в том же зале. Но ведь качество – это еще о тема увиденного. Увы! Небольшая часть времени была посвящена каким-то обзорам, причем, зрителям явно пытались навязать вполне определенное и нужное властям мнение, а все остальное заняли какие-то развлекательные передачи, где то пытались воспроизвести весьма слабое подобие музыки, то плоско шутили над непонятно чем, а то показывали какие-то бесконечные истории неясно из чьей жизни. И стоило ли техническое чудо тех усилий, что были затрачены на его создание, если результат столь плачевен?

И хакономерно, что определенное впечатление над изобретением потомков вполне уживалось с общим разочарованием их нравственным уровнем. Тем более, многие сцены заставили офицеров смущенно хмыкать, а многие – брезгливо отворачиваться.

Сказанное Элизабет получило наглядное подтверждение. Нравы Альянса живо напомнили и профессору, и офицерам нравы Рима периода упадка. Повсюду господствовала тяга к греховным наслаждениям, которые тут и не считали грехом, напротив – считались вершиной и единственной целью человеческого прогресса. Правда, порою это перекрывалось патриотическими заявлениями, обличением всех других, не входящих в Альянс, миров, зачастую без уточнения, каких именно, и вся риторика была явно рассчитана на людей, обладающих лишь зачатками разума.

Счастье, не было отца Александра. Тот бы наверняка вскипел бы так, что немедленно двинулся в Порт обличать сторонников порока. Но и у присутствовавших без того не слишком хорошее отношение к нынешней цивилизации сменилось едва ли не ее полным неприятием. Не одной же техникой мерить развитие человечества. Вернее было бы – духовным развитием. Тут же последним явно и не пахло.

Ехали молча, даже Мюллер не находил должных слов, о прочих не стоило говорить. Но вот за очередным поворотом очередной узкой улочки наткнулись на устало бредущих в сторону постоялого дома отца Александра с Кангаром, и Бестужев не удержался от замечания.

Чересчур разительным был контраст между увиденным в визоре и усилиями монаха на почве веры.

– Кто? – не понял отец Александр.

– Местные за ваши проповеди.

– Местные слушают внимательно. Коли побьют – такова воля Божья в испытании веры моей, – смиренно ответил монах.

– Батюшка, давайте договоримся сразу, – вступил в разговор Кречетов. – Лишь великомучеников нам не хватало.

– Ежели муки мои способствуют становлению истинной веры, то приму их с превеликой благодарностью. Принял же их Христос, прости Господи за невольную гордыню! – перекрестился отец Александр.

– Лучше все же без этого, – строго отозвался полковник. – Вообще, подумайте, отче, допустим, кто-то уверится, допустим, вера Христова даже распространится в горах. Но ведь тогда надо учреждать здесь церковь. И все – без ведома церковных иерархов, которые остались в прошлом иного мира. Да к тому же – силами одного-единственного священника, ведь других среди нас нет и не будет. Я даже не знаю, можете ли вы посвящать в сан? Ведь тогда все усилия пропадают втуне. Вера сильна не только людьми, она еще должна скрепляться церковью.

– Мне тоже многое неведомо. Однако ж, первые христиане тоже начинали ощупью, не имея иной поддержки, кроме примера Божьего, да неколебимой веры, горевшей в их сердцах. И вера их покорила половину мира.

– И лишь потом ушла из него, – грустно докончил Мюллер.

Он постоянно размышлял над увиденным, и теперь потихоньку приходил к каким-то новым для себя выводам.

– Почему ушла? – не понял батюшка. – Горцы продолжают верить, пусть вера их – какая-то секта от былого ислама. И наш долг – показать им путь во мраке. И не одни они. Наши новые знакомые из Порта не ведают истины, однако ж есть другие миры, где люди обязаны помнить Слово Божье.

– Боюсь, таковых миров среди Альянса и иных развитых сейчас не имеется, – вздохнул полковник. – Из остальных – наверно, есть.