Можно было бы сказать – тремя, но Сережа все равно был сам по себе. Единственный мужчина пребывал в своих делах и мирах, лишь изредка покидая их ради своих женщин.
У Наташи и Юли хватило ума и такта понять, что так и должно быть. Настоящий мужчина не может сидеть всю жизнь у женских юбок, насколько бы прекрасными ни были их обладательницы.
В коридорчике между каютами послышались шаги.
– Я – побочный сын лорда Эдуарда… – донесся голос, явно принадлежавший Ягуарихе.
Ответа женщины не разобрали. Чиновник, или кто там прибыл на борт бригантины, явно зашел вместе с сопровождающими в капитанскую каюту. Оттуда же звуки почти не доносились.
Лицо у Юленьки свидетельствовало об усиленном мыслительном процессе. Потом оно вдруг осветилось озарением, и женщина торжествующе выдохнула:
– Наташа! А я знаю, кто такой Ягуар.
– Я тоже знаю. Это Ягуариха.
– Нет, я не о том. Я знаю его, точнее, ее подлинное имя. Даже странно, что мы не догадались об этом раньше.
И такая убежденность в своей догадке звучала в ее словах, что Наташа поневоле заинтересовалась и спросила:
– Так кто это?
– Помнишь, что рассказывал Сережа и его друзья о семействе лорда? Так вот, наша похитительница – это леди Мэри.
– Вот мое каперское свидетельство. Вот открытый лист губернатора Ямайки с просьбой оказывать мне всемерное содействие. Это купчая на бригантину, подписанная ее прежним владельцем, а это собственноручное письмо дона Карлоса всем представителям Его Величества испанского короля.
Ягуар старательно передавал бумаги портовому чиновнику.
Чиновник, полноватый мужчина средних лет с благородной сединой в некогда черных усах, отодвигал каждый лист подальше от глаз, как это делают дальнозоркие люди, и лишь затем изучал каждую закорючку.
– С виду все законно, сэр, – вздохнул он, откладывая в сторону последнюю бумагу. – Только объясните мне, ради Бога, зачем дону Карлосу потребовалось срочно продавать «Сан-Изабеллу»? Насколько знаю, он был очень привязан к своему кораблю.
– Объяснение достаточно простое, благородный дон, и сводится к одному слову, – улыбнулся Ягуар. – Деньги.
– Деньги? – переспросил чиновник с таким видом, словно не подозревал, что это такое.
– Да. Вот такие, – Ягуар передал гостю объемистый кошелек. – Дело в том, что я предложил дону Карлосу довольно порядочную сумму, да еще фрегат в придачу. Искушение было так велико, что устоять он не мог.
– Еще и фрегат?! – Глаза чиновника на краткое мгновение округлились.
– Видите ли, благородный дон, мне срочно понадобилось более быстроходное судно, чем то, которое было в моем распоряжении. Поэтому мы совершили этот обмен. Хотя, признаю, дон Карлос выиграл гораздо больше, чем ваш покорный слуга.
Чиновник пристально посмотрел на флибустьерского капитана.
Еще несколько лет назад они наверняка встретились бы врагами. Сейчас же заключен союз, и придраться вроде бы не к чему. Да и аргумент в виде увесистого кошелька действовал довольно впечатляюще.
«Какой он враг? – мелькнуло в голове чиновника. – Несколько лет назад этот флибустьер был всего лишь мальчишкой и не покидал отцовского поместья. Правда, отец его когда-то неплохо отметился в здешних водах. Весьма неплохо, чтоб его черти взяли! Прости меня, Господи!»
Ему в голову не пришло, что в соседней каюте, дипломатично не показываясь на палубе, сидит еще один хорошо известный по прошлым делам человек, Луи Жуанель. Только настоящее имя человека давно забылось, и среди жертв и соратников он известен исключительно по кличке Милан. Коршун.
– Могу ли полюбопытствовать, какая цель привела вас в наш город? – спросил чиновник, отбросив никчемные благодаря последним соглашениям мысли.
– Нам надо закупить продовольствие и набрать свежей воды. Плавание было трудным, – спокойно сообщил побочный сын лорда. – После закупок мы немедленно уйдем.
Отказать в просимом чиновник не имел ни желания, ни причины. Не стал он и досматривать «Сан-Изабеллу». Зачем, когда деньги уже получены?
– В таком случае больше не буду тратить ваше время. – Чиновник поднялся и вежливо склонил голову.
Впрочем, шляпу за весь разговор он так и не снял. Не счел нужным в присутствии тех, чьи соотечественники причинили столько несчастий многим из его друзей и родных. Пусть даже они теперь и стали союзниками наихристианнейшего короля.
Побочный сын, тоже в шляпе, вежливо вышел проводить чиновника до трапа.
– И вот что еще, – как бы между прочим сообщил капитан. – Говорят, неподалеку видели фрегат известного французского флибустьера де Санглиера.
Толстое лицо чиновника заметно дрогнуло.
– Санглиера?
В памяти мгновенно всплыла недавняя судьба Картахены.
– Да.
Сразу стало жарко.
– Один фрегат или флотилию? – с видимым напряжением спросил чиновник.
– Видели фрегат. Но вы же знаете, что другие корабли могли быть где-то неподалеку. Я бы посоветовал принять все меры на случай появления пиратов.
– Обязательно, – пробормотал чиновник.
От его недавней неторопливости не осталось и следа. Теперь он старался как можно быстрее добраться до берега и предупредить коменданта о грозящей опасности. А заодно – втайне приготовиться к возможному отъезду.
В своей спешке испанец не обратил никакого внимания на оборванного пожилого матроса с затравленным взглядом. Хотя матрос упорно старался попасться на глаза законному представителю власти. Матросом тем был Лудицкий. Между прочим, бывший депутат Государственной думы.
Но чиновник ничего не знал ни о представительном органе, ни о стране, где таковой, на ее беду, возникнет. Да и знать не хотел. Находившийся где-то неподалеку Санглиер волновал его куда больше, чем неведомо зачем возникшие партии, их дела и судьба представителей данных партий в чужих для них временах.
Вернее, Санглиер волновал очень сильно. О прочем же чиновник не стал бы думать, даже если бы ему кто-нибудь о чем-то таком рассказал.
Мало ли чего могут болтать люди.
– Отплыл, – вновь стоящая возле окна Юля произнесла это с таким чувством, словно, несмотря ни на что, ждала от этого визита каких-то сдвигов в судьбе.
– Все они одинаковы! – вздохнула Жаннет.
Для нее-то уж точно не было никакой разницы в подданстве хозяев. Что испанец, что англичанин, что француз, тут важен не язык, на котором он разговаривает, а насколько хорошо относится к своему имуществу. Рабы ведь тоже часть собственности. У хорошего хозяина ухожены, у плохого – мрут как мухи.
В этих краях никакой существенной разницы между нациями действительно не было. Разве что в таких мелочах, которые практически не играли никакой роли.