— И когда это случится, товарищ председатель? — не смог сдержать своего любопытства полковник Рождественский.
— Надеюсь, завтра вечером.
Заточенный в подвале, в центре связи, Зайцев забылся в рутине каждодневных дел. Только сейчас его вдруг осенило, какая же тупая у него работа. Начальству очень хотелось бы, чтобы ее выполняли машины, и он как раз и превратился в такую машину. Олег Иванович держал в своей памяти массу информации: какой идентификационный код соответствовал какой операции, и кто из старших офицеров на верхних этажах отвечал за эту операцию. У него в голове накопилось столько всевозможных сведений, что Зайцев только диву давался. Это произошло настолько постепенно, что он и сам прежде ничего не замечал. И только сейчас Олег Иванович впервые по-настоящему задумался над этим.
Однако у него из мыслей не выходил код 15-8-82-666…
— Майор Зайцев! — вывел его из размышлений голос, прозвучавший за спиной.
Обернувшись, Олег Иванович увидел полковника Рождественского.
— Да, товарищ полковник?
— Сообщение для софийского резидента.
Рождественский протянул заполненный бланк.
— Воспользоваться шифратором или зашифровать вручную, товарищ полковник?
Рождественский на мгновение задумался, взвешивая варианты. В конце концов он остановился на том, что надо быть последовательным.
— Думаю, воспользуйтесь одноразовым блокнотом.
— Как прикажете, товарищ полковник. Все будет готово через несколько минут.
— Хорошо. Сообщение будет лежать у Бубового на столе, когда он вернется в Софию.
Рождественский сделал это замечание, не думая. Во всем мире у людей время от времени вырываются ненужные признания, и полностью побороть это не в силах никакая подготовка.
«Значит, софийский резидент только что был здесь?» Однако Зайцев не стал задавать этот очевидный вопрос вслух.
— Слушаюсь, товарищ полковник. Об отправке сообщения мне доложить вам?
— Да. Благодарю, товарищ майор.
— Служу Советскому Союзу, — заверил его Зайцев.
Рождественский поднялся к себе наверх, а тем временем Олег Иванович занялся обычной отупляющей рутиной шифрования.
Совершенно секретно
Срочно
Особая важность
София, резиденту полковнику Илье Федоровичу Бубовому
В ответ на: идентификационный код 15-8-82-666
Всю последующую связь относительно операции держать через полковника Рождественского.
Председатель КГБ.
Сообщение не содержало в себе ничего необычного, однако оно было помечено как «срочное» и имеющее «особую важность». Значит, председатель Андропов придает ему очень большое значение, а идентификационный код свидетельствовал о том, что речь шла о той самой операции.
«Значит, Андропов действительно собирается убить священника,» — понял Зайцев.
Черт побери, что же ему делать? Никто из тех, кто находится в этом помещении — да что там в этом помещении, во всем здании — не в силах помешать этому. Ну а за пределами здания?…
Зайцев закурил сигарету. Он поедет домой на том же самом поезде метро. Будет ли американец там же?
Олега Ивановича прошибла холодная испарина при мысли, что он задумал совершить измену. Одно уже это слово внушало ужас, а действительность была еще более зловещей. Однако альтернатива этому — сидеть сложа руки и перебирать бумаги, а тем временем невинного человека лишат жизни… нет, этого допустить нельзя.
Зайцев взял из толстой стопки бланк сообщения. Положив лист бумаги на стол, он написал мягким карандашом по-английски: «Если вас это заинтересует, наденьте завтра зеленый галстук.» Пока что у него хватило смелости лишь на это. Сложив бланк, Зайцев засунул его в пачку сигарет, следя за тем, чтобы все его движения выглядели обычными, потому что в этой комнате все, хоть сколько-нибудь отличающееся от обычного, обязательно привлечет внимание. Затем Олег Иванович черкнул несколько слов на другом бланке, смяв, бросил его в мусорную корзину и вернулся к своим занятиям. В течение последующих трех часов у него будет возможность снова обдумать свой поступок каждый раз, когда он полезет в карман за очередной сигаретой. Каждый раз у него будет возникать желание достать из пачки сложенный листок бумаги и, разорвав его на мелкие клочки, отправить в мусорную корзину, откуда оно попадет в печь для сжигания документов. Но каждый раз он будет оставлять его на месте, убеждая себя, что пока что еще ничего не произошло. Первым делом Олег Иванович постарался очистить свой рассудок, полностью уйти в работу, переключиться на автопилот и тем самым дотянуть до конца рабочего дня. И еще он сказал себе, что отныне его судьба находится уже в чужих руках. Если он доберется домой без каких-либо происшествий, он достанет сложенный бланк из пачки сигарет и сожжет его на кухне, и на этом все кончится. Около четырех часов дня Зайцев поднял взгляд на покрытый подтеками потолок центра связи и прошептал что-то похожее на молитву.
Наконец рабочий день завершился. Зайцев прошел обычной дорогой обычным шагом до своей станции метро, спустился вниз по эскалатору и оказался на платформе. Расписание поездов метро было таким же незыблемым, как график приливов и отливов, и Олег Иванович вместе с сотней других пассажиров вошел в вагон.
И тотчас же у него едва не остановилось сердце: вот он, американец, стоящий на том же самом месте, читающий газету, зажатую в правой руке, а левой держащийся за поручень, расстегнутый плащ свободно висит на стройной фигуре. Открытый карман манил Зайцева, словно сирены — Одиссея. Олег Иванович пробрался сквозь толпу пассажиров в середину вагона. Его правая рука нырнула в карман рубашки за пачкой сигарет. Ловко вытащив из пачки бланк, Зайцев зажал его в ладони. Поезд стал замедляться, приближаясь к станции. Зайцев отступил в сторону, пропуская другого пассажира. Все получилось великолепно. Зайцев натолкнулся на американца, сунул ему руку в карман, оставляя листок бумаги, и тотчас же отступил назад.
Он глубоко вздохнул. Дело сделано. Отныне то, что будет дальше, действительно находится в чужих руках.
Но действительно ли этот человек американец — а может быть, это подсадная утка из Второго главного управления?
Успел ли «американец» заметить его лицо?
Впрочем, какое это имеет значение? Разве не остались на бланке его отпечатки пальцев? Зайцев не имел понятия. Он действовал очень осторожно, отрывая бланк, — и, если возникнут какие-то вопросы, всегда можно будет сказать, что бланки лежали у него на столе, и их мог взять кто угодно. Возможно, этого окажется достаточно для того, чтобы направить расследование по ложному следу.
Вскоре Зайцев вышел из вагона и поднялся на улицу. Он закурил, надеясь, что никто не обратил внимание на то, как у него трясутся руки.
На этот раз натренированные чувства подвели Фоули. Плащ свободно висел на нем, и он не заметил никакого умышленного прикосновения, если не считать обычных столкновений с другими пассажирами в трясущемся вагоне метро, неважно какого, московского или нью-йоркского. Однако, когда Фоули, выходя из вагона, сунул руку в карман, там что-то лежало, и он был уверен, что сам ничего туда не клал. По его лицу мелькнуло озадаченное выражение, от которого Фоули тотчас же избавился. Он уступил было соблазну оглядеться в поисках «хвоста», но быстро сообразил, что, учитывая регулярность его перемещений, сейчас за ним следит кто-нибудь новый, или, что более вероятно, все уже ограничивается камерами видеонаблюдения, установленными на крышах окрестных зданий. Кинопленка в Советском Союзе такая же дешевая, как и во всем остальном мире. Поэтому Фоули просто прошел пешком до дома, как ни в чем не бывало, кивнул охраннику у ворот и поднялся на лифте на свой этаж.