– Пусть стараются? – спросил глава администрации бывшего вице-президента.

– Мы ведь не можем помешать им, правда? – спросил Келти и широко улыбнулся. – В конечном счете.

– В конечном счете… – согласился другой советник.

* * *

Все полученные результаты допускали двойное толкование. Сотрудник ФБР, обслуживавший полиграф, работал все утро, и каждая кривая, прочерченная на бумаге, не давала определенного ответа. Но этого не исправишь. Мы всю ночь, говорили дипломаты, обсуждали важные проблемы, к которым у него не было допуска. Он понял, разумеется, что речь идет о ситуации в Иране и Ираке, потому что тоже, как и все, смотрел канал Си-эн-эн. Люди, садившиеся после этого у полиграфа, были усталыми и раздраженными, некоторые запинались, даже отвечая на вопрос о собственном имени и месте работы. Проверка полностью провалилась. Пожалуй, провалилась.

– Какие у меня показатели? – спросил Ратледж, привычным движением снимая с руки надувное кольцо, что свидетельствовало, что он делал это уже не первый раз.

– Видите ли, я уверен, что вам уже говорили раньше…

– ., что это не экзамен, который необходимо выдержать, иначе ты потерпел неудачу, -

усталым голосом закончил заместитель госсекретаря по политическим вопросам. – Попытайтесь объяснить это человеку, которого лишили допуска после проверки на полиграфе. Терпеть не могу эти ящики.

Они думают, что проверка на полиграфе сродни посещению зубного врача, подумал агент ФБР. Несмотря на то что он считался одним из лучших специалистов по части этой «черной магии», ему не удалось узнать что-нибудь, что хоть немного могло помочь расследованию.

– Совещание, которое проводилось у вас прошлой ночью…

– Извините, не могу обсуждать этого, – прервал его Ратледж.

– Нет, я всего лишь хотел узнать, насколько обычным является такое совещание.

– По-видимому, нам придется проводить их какое-то время. Вы ведь знаете, что происходит в мире. – Оператор кивнул, и на лице заместителя госсекретаря появилась понимающая улыбка. – Вот видите. Тогда вы не можете не понимать, насколько это важно, и мы продолжим вечерние обсуждения этой проблемы. Особенно это относится к моим людям. Так что это объясняет, почему нам приходится пить столько кофе и нервничать. – Он посмотрел на часы. – Через десять минут начинается заседание моей рабочей группы. Что-нибудь еще?

– Нет, сэр.

– Благодарю вас за приятно проведенные девяносто минут, – съязвил Ратледж, направляясь к выходу. Оказывается, все так просто. Нужно всего лишь знать, как проходит эта процедура. Чтобы иметь осязаемые результаты, агенты ФБР должны работать со спокойными и хорошо отдохнувшими людьми. По сути дела полиграф регистрировал напряжение, возникающее у субъекта при неприятных вопросах. Вот он и нашел выход – пусть все, кто должны были подвергнуться проверке, испытывают напряжение. К тому же события в Ираке этому способствовали. От него потребовалось лишь одно – чуть сильнее пошуровать в топке. На лице Ратледжа появилась улыбка, когда он вошел в туалет на седьмом этаже.

* * *

Вот. «Артист» посмотрел на часы и запомнил время. Два человека вышли из жилого дома. Один из них повернулся к другому и сказал что-то. Глядя по сторонам, они направились к площадке для стоянки автомобилей у детского сада «Гигантские шаги». Такие внимательные профессиональные взгляды выдавали их столь же явно, если бы на них была форменная одежда и автоматы в руках. Из гаража, пристроенного к жилому дому, выехал «шеви сабербен». Хорошее место, чтобы спрятать автомобиль, но слишком очевидное для опытного наблюдателя. Из детского сада вышли два ребенка. Одного вела женщина, другой шел с мужчиной…, да, тем самым, что стоял в тени дверного прохода, когда дети вышли поиграть на площадку после ланча. Крупный мужчина, мощные плечи. Две женщины – одна впереди, другая позади. Все непрерывно смотрели вокруг. Они подвели ребенка к обычного вида автомобилю. «Шеви сабербен» остановился у входа в детский сад, повернул, и другие автомобили последовали за ним по шоссе. Он увидел, что через пятнадцать секунд появился полицейский автомобиль, который замыкал процессию.

Исполнителям предстояла трудная задача, но не невозможная, и у операции было несколько различных окончаний, причем все они являлись приемлемыми для его патронов. Хорошо, что он относится к детям без излишней сентиментальности. Ему доводилось принимать участие в подобных операциях и раньше; он знал, что надо всего лишь не рассматривать их как детей, вот и все. Та девочка, которую вел за руку ее телохранитель, и была тем объектом для политического заявления, которое предстояло сделать кому-то. Аллах неодобрительно относится к таким средствам, «Артист» знал это. В мире не существует религии, которая одобрительно относилась бы к боли, причиненной ребенку, однако религия не инструмент управления государством, независимо от того, как считает теперешний покровитель Бадрейна. Религия хороша для идеального мира, а сегодня мир далек от совершенства. Таким образом, кто-то может прибегнуть и к необычным средствам в достижении религиозных целей, а это означало…, ему не хотелось думать об этом. Ему поручили выяснить, насколько осуществима подобная операция, независимо от соблюдения правил, и «Артист» был далек от ханжеских условностей. Именно поэтому он все еще жив, тогда как многие погибли и, если его не обманывает интуиция, они не последние.

Глава 28 …а с рыданием

Политические деятели не любят сюрпризов. Несмотря на то что им нравится преподносить эти сюрпризы другим – главным образом другим политикам и большей частью публично, причем неизменно после тщательной подготовки и планирования, как засада в джунглях, – они ненавидят, когда сами оказываются их жертвами. При том следует принять во внимание, что речь идет о политических сюрпризах в странах, где политика является относительно цивилизованным делом.

В Туркменистане до последнего было еще далеко. Премьер-министр – у него было множество званий, из которых он мог выбирать, и титул премьер-министра нравился ему больше, чем звание президента, – наслаждался жизнью и всеми возможностями, которые предоставляла ему должность главы государства. Раньше он был одним из высокопоставленных чиновников низвергнутой коммунистической партии, и в прошлом ему приходилось жить при намного больших ограничениях в личной жизни, чем теперь. Он все время был на телефонном проводе из Москвы, словно рыба на крючке. Но все это осталось в прошлом. Москва больше не могла принудить его, да и он сам стал слишком большой рыбой. Он все еще был энергичным мужчиной, несмотря на то что ему было далеко за пятьдесят, и любил встречаться с народом. В данном случае «народом» была привлекательная девушка двадцати лет, которая после непродолжительных танцев, сумела развлечь его так, как может развлечь только молодая женщина. Теперь он возвращался в свою официальную резиденцию под безоблачным звездным небом, сидя на правом переднем сиденье черного «мерседеса» с удовлетворенной улыбкой мужчины, только что сумевшего с успехом продемонстрировать свои мужские достоинства. Пожалуй, стоит перевести девушку на более высокооплачиваемую должность…, через несколько недель. Он владел если не абсолютной властью, то, по крайней мере, достаточными полномочиями, чтобы поступать так, как считал нужным, и от сознания этого его охватило ощущение полного удовлетворения. Он пользовался популярностью в народе, как близкий к труженикам человек, вождь простых людей, знал, как себя вести при общении с ними, как сидеть с людьми, как пожимать руки или похлопывать по плечу, причем всегда перед телевизионными камерами, демонстрируя, что он выходец из народа. При прошлом режиме это называлось «культом личности» и соответствовало истине, хотя, по его мнению, именно такой и должна быть политика. Он нес огромную ответственность за судьбу своего народа, выполнял свой долг, и народ за это платил ему. В стране премьер-министру принадлежало почти все, в том числе этот роскошный немецкий автомобиль и резиденция, в которую он возвращался с улыбкой на губах. Жизнь была прекрасна. Он не знал, что ему осталось наслаждаться ею меньше шестидесяти секунд.