– Вот и правильно. – Ван Дамм улыбнулся и наполнил стакан своего гостя. – Итак, зачем ты позвонил мне?
– Мне даже неловко говорить об этом. – Наступила тишина. – Я отказываюсь стоять и безучастно наблюдать за тем, как распинают невиновного человека.
– Но раньше у тебя не было таких угрызений совести, – возразил Арни.
– Может быть. Но тогда речь шла о политических деятелях, так что рано или поздно это с ними все равно случилось бы. Мне кажется, что Райану нужно дать шанс проявить себя.
– К тому же ты рассержен тем, что у тебя украли твой материал и Пулитцеровскую премию, которую ты…
– У меня их уже две, – напомнил ему Хольцман. В противном случае главный редактор не поручил бы ему эту работу, но внутренние политические игры в газете «Вашингтон пост» велись с такой же жестокостью, как и во всей столице.
– Так что ты хочешь от меня?
– Мне нужны сведения относительно операции в Колумбии. Я хочу узнать о Джимми Каттере и обстоятельствах его смерти.
– Боже мой, Боб, ты не представляешь, что пришлось сегодня выслушать нашему послу в Боготе.
– Испанский язык словно предназначен для ругательств. – На лице журналиста появилась улыбка.
– Об этом нельзя рассказывать, Боб. Никак нельзя.
– Так или иначе, но про операцию в Колумбии все равно расскажут. Вопрос лишь в том, кто сделает это, а потому – с каких позиций о ней будут говорить. Я уже знаю достаточно, чтобы кое-что написать, Арни.
Как часто случается в Вашингтоне в такие моменты, все оказались в ловушке по вине обстоятельств. Хольцману нужно было написать статью. Если он сделает это должным образом, ему удастся, возможно, вернуться к первоначальной теме и стать кандидатом на очередную Пулитцеровскую премию – она была важной для всех журналистов, невзирая на предыдущие отрицания, и Арни знал это. Кроме того, в этом случае Хольцман даст понять ублюдку, организовавшему утечку информации для Эда Келти, что ему лучше самому уйти из «Вашингтон пост», прежде чем Боб узнает его имя и навсегда уничтожит его – или ее – карьеру с помощью несколько умело пущенных слухов и заданий, ведущих в тупик. Арни чувствовал себя в ловушке из-за того, что был обязан защищать своего босса, и единственный способ сделать это заключался в том, чтобы нарушить закон и доверие президента. Наверно, подумал глава администрации Белого дома, есть и более простые способы заработать на жизнь. Он мог заставить Хольцмана подождать, сделав вид, что обдумывает его предложение, но оба понимали, что это всего лишь театральный жест, да и ситуация была слишком серьезной.
– Только никаких записей и без магнитофона.
– Согласен, всего лишь для общего описания обстановки. В статье будет сказано «высокопоставленный источник», даже не «высокопоставленный источник из администрации президента».
– И я скажу тебе, где проверить полученную от меня информацию.
– Они знают про операцию?
– Даже в большей степени, чем я, – ответил ван Дамм. – Черт возьми, мне только что стали известны важные подробности. Журналист удивленно поднял бровь.
– Это пригодится, и на них будут распространяться те же правила. А кто действительно знает об этом?
– Даже президент знает не все. Я вообще сомневаюсь, что кому-то известна общая картина.
Хольцман сделал последний глоток и отодвинул стакан. Подобно хирургу в операционной, он никогда не смешивал алкоголь с работой.
* * *
Рейс 534 совершил посадку в Стамбуле в 2.55 по местному времени, пролетев тысячу двести семьдесят воздушных миль за три часа пятнадцать минут. Стюардессы разбудили пассажиров за тридцать минут до посадки и попросили на разных языках поднять спинки кресел в вертикальное положение. Теперь пассажиры с трудом приходили в себя. Авиалайнер плавно коснулся посадочной дорожки, и несколько пассажиров подняли пластмассовые шторки на иллюминаторах, чтобы убедиться, что они действительно находятся на еще одном безымянном участке земли, освещенном белыми посадочными и синими рулежными фонарями, ничем не отличающемся от таких же аэродромов во всем мире. Те, кто прибыли к месту назначения, вставали и пробирались к выходу, чтобы окунуться в черную турецкую ночь. Остальные снова откинули назад спинки кресел, чтобы вздремнуть еще сорок пять минут, перед тем как самолет взлетит в 3.40 и начнется заключительная половина полета.
Рейс 601 авиакомпании «Люфтганза» совершался на двухмоторном аэробусе А-310 примерно такого же размера и вместимости, как «боинг» голландской компании КЛМ. На борту аэробуса тоже находились пять пассажиров из группы Бадрейна. Авиалайнер взлетел в 2.55 утра для беспосадочного полета во Франкфурт. Вылет прошел без всяких происшествий.
* * *
– Это прямо-таки сенсационная история, Арни.
– Да. Я познакомился с важными подробностями только на этой неделе.
– Насколько ты уверен в достоверности происшедшего?
– Все детали совпадают. – Он снова пожал плечами. – Не могу сказать, что мне это понравилось. Думаю, что мы все равно одержали бы победу на выборах, но, Боже мой, он просто отказался от борьбы. Представляешь себе, он намеренно провалил собственные выборы, но, – задумчиво покачал головой ван Дамм, – это был, наверно, самый мужественный и великодушный политический поступок нашего века. Я даже не подозревал, что он способен на такой шаг.
– Фаулер знает об этом?
– Я не говорил ему. Пожалуй, нужно рассказать.
– Одну минуту. Помнишь, как Лиз Эллиот подсунула мне подтасованные факты относительно Райана и как…
– Да, здесь все сходится. Джек вылетел в Колумбию, чтобы спасти брошенных там солдат. Сержант, который находился на вертолете рядом с ним, был смертельно ранен, и Джек с тех пор выполнял данное ему обещание заботиться о его семье. Лиз заплатила за это. Когда в Денвере взорвалась атомная бомба, она разрыдалась и рассказала обо всем.
– Значит, Джек действительно так и поступил… Никто не знает всех подробностей случившегося тогда. Фаулер потерял самообладание и едва не запустил ракету с ядерной боеголовкой, нацеленную на Иран, – ему помешал Райан, правда? Это он остановил пуск ракеты. – Хольцман посмотрел на стоящий рядом стакан и решил сделать еще глоток. – Как это произошло?
– Джек проник на «горячую линию», – ответил Арни. – Он отключил президента Фаулера и говорил непосредственно с Нармоновым. Ему удалось успокоить русского премьера. Фаулер вышел из себя и приказал агентам Секретной службы арестовать Райана, но, когда они приехали в Пентагон, все уже стихло. В тот раз ему повезло, слава Богу.
Хольцману понадобилась пара минут, чтобы обдумать услышанное, но и в этом случае все совпадало с тем, что было известно ему. Через два дня Фаулер ушел в отставку, но это был поступок честного человека, который понял, что его моральное право управлять страной исчезло в тот момент, когда он отдал приказ о пуске ракеты с ядерной боеголовкой на город с ни в чем не повинными жителями. Райан тоже был так потрясен случившимся, что тут же ушел с государственной службы и вернулся лишь после того, как Роджер Дарлинг попросил его об этом.