Три спутника ОНР наблюдали за перемещениями войск на границе России и Украины, а два следили за Польшей. Через источник в Организации Объединенных Наций Боб Герберт выяснил, что полякам очень не нравится демонстрация силы со стороны России. Хотя Варшава до сих пор не отдала приказ о мобилизации вооруженных сил, во всех частях отменены отпуска и увольнения, а силы безопасности получили негласное распоряжение присматривать за украинцами, живущими и работающими в приграничных районах Польши. Вьенс и Герберт сошлись во мнении, что за Польшей следует наблюдать внимательно; все свежие снимки из космоса направлялись прямо в отдел Герберта, где их изучали аналитики.
В копии распорядка дня российских солдат, расположенных в районе Белгорода, Боб Герберт и его аналитики не обнаружили ничего необычного. На протяжении двух суток он оставался неизменным:
Распорядок дня
05.50 Подъем
06.00 Утреннее построение
06.10 – 07.10 Физическая подготовка
07.10 – 07.15 Заправка кроватей
07.15 – 07.20 Утренний осмотр
07.20 – 07.40 Отдача приказов на предстоящий день
07.40 – 07.45 Мытье рук
07.45 – 08.15 Завтрак
08.15 – 08.30 Уборка
08.30 – 09.00 Подготовка к службе
09.00 – 14.50 Боевые занятия
14.50 – 15.00 Подготовка к обеду
15.00 – 15.30 Обед
15.30 – 15.40 Послеобеденный чай
15.40 – 16.10 Личное время
16.10 – 16.50 Чистка и осмотр оружия и снаряжения
16.50 – 18.40 Уборка территории и казарм
18.40 – 19.20 Развод караула
19.20 – 19.30 Мытье рук
19.30 – 20.00 Ужин
20.00 – 20.30 Просмотр выпуска телевизионных новостей
20.30 – 21.30 Личное время
21.30 – 21.45 Вечернее построение
21.45 – 21.55 Вечерний осмотр
22.00 Отбой
Продолжая следить за российскими войсками, Герберт и его люди параллельно пытались собрать для Чарли Скуайра и его "Бомбардира" информацию о ситуации в Эрмитаже. Разведывательные спутники не зафиксировали никаких необычных перемещений; Мэтту Столлу и его техникам также не удалось отладить программы, которые позволили бы спутнику МАИ отфильтровать шум внутренних помещений музея. Наибольшее отчаяние вызывало отсутствие агентов на месте. В Москве действовали разведчики из Египта, Японии и Колумбии, однако в Санкт-Петербурге не было никого – впрочем, Герберт все равно не собирался ни с кем делиться предположением, что в Эрмитаже зреет что-то подозрительное. Нельзя было исключать, что у этих стран возникнет желание принять сторону России. После окончания "холодной войны" наступила новая эпоха; прежние связи рвались, но, что гораздо важнее, постоянно возникали новые. И Герберт не хотел никого подталкивать к дружбе с Россией, даже если это означало, что "Бомбардиру" придется потратить чуть больше времени, изучая ситуацию на месте и определяя конкретные цели операции.
Затем в десять минут пополудни – в Москве в это время было уже восемь часов вечера – ситуация резко изменилась.
Боба Герберта срочно вызвали в центр связи, расположенный в северо-западном крыле. Приехав туда в своем кресле-каталке, Герберт направился прямиком к главе отдела радиоразведки Джону Куэрку, молчаливому гиганту с красивым лицом, мягким голосом и терпением буддийского монаха. Куэрк сидел перед УЭЭПА, универсальным эвристическим энгармоническим переводчиком-анализатором, новейшим прибором, способным выдавать практически синхронный перевод любых фраз, произнесенных пятьюстами с лишним типами голосов на более чем двухстах языках и диалектах.
Увидев Герберта, Куэрк снял наушники. Трое остальных техников, находящихся в комнате, продолжали работать на своих станциях, настроенных на Москву и Санкт-Петербург.
– Боб, – сказал Куэрк, – мы перехватили сообщения, из которых следует, что на российских военно-воздушных базах на всем протяжении от Рязани до Владивостока собирается оборудование к отправке в Белгород.
– В Белгород? – переспросил Герберт. – Именно там русские проводят маневры. И что они туда посылают?
Куэрк устремил взгляд своих голубых глаз на экран.
– Проще сказать, чего они не посылают. Передвижные центры связи, передвижные радиорелейные станции, один мощный радиопередатчик, установленный на борту вертолета, бензозаправщики с запасами бензина и солярки, передвижные ремонтные станции, и все это полностью укомплектованное личным составом, и в довершение ко всему полевые кухни.
– Русские разворачивают связь и каналы снабжения, – задумчиво промолвил Герберт. – Может быть, это какие-то учения?
– Уж слишком внезапно все происходит. Мне с таким еще не приходилось сталкиваться.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Герберт.
– Ну, – начал Куэрк, – все это очень напоминает подготовку к масштабным маневрам. Однако обычно, когда русские затевают что-нибудь столь значительное, сначала происходит резкое увеличение объема радиопереговоров: обсуждаются сроки, пути выдвижения войск и тому подобное. Мы обязательно фиксируем общение передовых частей со штабами по поводу тактики предстоящих действий.
– Но сейчас ничего этого нет, – заключил Герберт.
– Полный ноль. Я ничего такого внезапного еще не видел.
– Однако, когда все будет готово, – сказал Герберт, – У русских будет все, для того чтобы совершить нечто грандиозное... например, вторжение на Украину.
– Совершенно верно.
– Однако украинцы бездействуют, – продолжал Герберт.
– Быть может, они ничего не знают о происходящем, – предположил Куэрк.
– А может быть, не принимают это всерьез, – возразил Герберт. – Снимки, полученные ОНР, показывают, что украинцы ведут обычное наблюдение за приграничными районами – но и только. Несомненно, они не ждут, что им придется действовать в глубоком тылу противника. – Герберт побарабанил по обтянутым кожей подлокотникам. – Когда русские смогут выступить?
– Все будет на месте к полуночи, – ответил Куэрк. – По воздуху до Белгорода путь недолгий.
– А что, если это всего лишь грандиозный розыгрыш? – предположил Герберт.
Куэрк покачал головой.
– Все переговоры настоящие. Когда русские хотят сбить нас с толку, они пользуются сочетанием букв латинского и русского алфавитов. Они полагают, что мы зайдем в тупик, пытаясь определить, какой именно алфавит применяется. – Он ласково похлопал по компьютеру. – Но наш УЭЭПА способен решать и не такие задачи.
Герберт потрепал Куэрка по плечу.
– Отлично сработано. Если будет что-нибудь еще, дашь мне знать.