– Возьми шестерых человек и осмотри путь, – приказал он коренастому сержанту Верскому, войдя в вагон. – На рельсы упало дерево, его нужно немедленно убрать. Пусть трое оттаскивают дерево, а трое их прикрывают.
– Будет исполнено, товарищ лейтенант, – ответил Верский.
– Берегитесь снайперов, – добавил Никита. – Возможно, у них есть приборы ночного видения.
– Вас понял, товарищ лейтенант.
Никита повернулся к Федорову:
– Что с рацией?
– Мне нужно несколько минут, чтобы наладить антенну, – ответил прапорщик, согнувшись рядом с лампой.
– Поторопись, – бросил лейтенант, выпуская в морозный воздух облачка пара. – Что еще сказал генерал?
– Только остановить состав и переговорить с ним, – ответил Федоров. – Больше ничего.
– Проклятие! – выругался Никита. – Час от часу не легче.
Пока группа старшего сержанта Верского доставала из вещмешков осветительные шашки, Никита распорядился, чтобы пассажиры поправили обрушившиеся штабеля ящиков. Из соседнего вагона прибежал перепуганный солдат, и Никита отправил его назад, приказав закрепить ящики и передать остальным, чтобы все были настороже.
– Скажи всем, чтобы смотрели в оба, – добавил Никита. – К нам могут подкрасться сзади.
Широко расставив ноги, лейтенант стоял посреди вагона, нетерпеливо покачиваясь на каблуках.
Он пытался поставить себя на место врага.
Возможно, дерево упало само, а может быть, его положили на рельсы. Если так, то западня не достигла своей цели. Если бы локомотив налетел на дерево, состав остановился бы рядом со скалой, – идеальное место, чтобы расправиться с теми, кто находился на крышах вагонов. Но теперь, с расстояния нескольких сот метров, противнику удастся в лучшем случае убрать одного-двух солдат, после чего его обязательно обнаружат. А каждый, кто попытается приблизиться к составу, будет виден как на ладони, – и как только его увидят, по нему будет открыт огонь.
Итак, что же попробует предпринять неприятель?
Отец звонил, чтобы приказать остановить поезд. Известно ли ему было про поваленное дерево? А может быть, генералу удалось узнать что-то еще, быть может, про заложенную взрывчатку или про тех, кто находится в засаде?
– Быстрее же! – поторопил Федорова Никита.
– Товарищ лейтенант, уже почти готово, – ответил прапорщик.
Несмотря на холод, его лицо раскраснелось, а на лбу блестели бисеринки пота.
Чувствуя сгущающееся в воздухе напряжение, Никита все больше заводился от собственной беспомощности. И дело было не только в полной изоляции и приглушенных звуках. Нарастало ощущение, что, кем бы он сейчас ни был, хищником или жертвой, враг, с которым он так жаждет встречи, совсем близко.
Вторник, 15.50, Санкт-Петербург
– По-моему, про нас все забыли, – улыбнулся рядовой Джордж. Он вел машину к Эрмитажу, сражаясь с коварными крутыми поворотами, которые начались сразу же за набережной реки Мойки. Оставив слева от себя Бронзового всадника, он повернул направо на улицу Гоголя и проехал к соседней Дворцовой площади.
Как только Орлов и Поль Худ установили прямую связь через спутник и стало ясно, что больше к этой линии никто не подключится, Пегги выключила рацию. Высадив дрожащего от страха, но благодарного "пассажира", они с Джорджем решили доехать до самого Эрмитажа, оставить машину и, затерявшись в толпе, определиться с тем, как выполнить вторую часть задания.
– Я хочу сказать, вам не кажется, что все это довольно неучтиво по отношению к нам? Мы, словно водяные каштаны, проплыли пару тысяч миль, сделали дело, и никому не пришло в голову вернуться на связь с нами и сказать: "Да, ребята, неплохо сработано".
– Ты здесь только ради того, чтобы получить одобрение своего начальства? – спросила Пегги.
– Нет, и все же я был бы не против.
– Не беспокойся, – заметила Пегги. – У меня такое предчувствие, что еще до того, как мы отсюда смоемся, ты будешь всеми фибрами своей души мечтать о том, чтобы о тебе все забыли.
Впереди показались белые колонны Зимнего дворца, сияющие янтарем в лучах заходящего солнца. Только теперь Джордж увидел толпу рабочих, о которых предупреждал капитан Ридман.
Он покачал головой:
– Ну кому пришло в голову собраться именно здесь?
– Наверное, когда рабочие последний раз митинговали здесь, – заметила Пегги, – это место еще было резиденцией царской семьи, и охрана Николая Второго, опасаясь, как бы чего не вышло, решила расстрелять демонстрантов.
– Страшно подумать, – сказал Джордж, – что находятся те, кто мечтает вернуть железную пяту.
– Вот почему я ничего не имею против того, если меня не поблагодарят, – сказала Пегги. – Нами движет страх, а не дружеское похлопывание по плечу. Осторожность является лучшей наградой самой себе. Именно так считал Кейт.
Джордж бросил взгляд в зеркало заднего вида. В голосе английской разведчицы не было ни тени скорби по погибшему возлюбленному; не увидел он горечь утраты и у нее в глазах. Быть может, Пегги относилась к тем, кто не плачет на людях, а может быть, к тем, кто вообще никогда не плачет. Ему захотелось узнать, как поведет себя она, когда они окажутся в здании, в котором, наверное, встретил свою смерть Кейт Филдс-Хаттон.
На огромной клетчатой шахматной доске Дворцовой площади собралось по меньшей мере три тысячи человек. Они стояли лицом к небольшой трибуне, возведенной перед аркой Главного штаба. Милиция разворачивала машины, не пропуская их на площадь, и Пегги посоветовала рядовому Джорджу пристроиться у тротуара до того, как их остановят. Он приткнулся у летнего кафе с коричневыми зонтиками над столиками. На каждом зонтике красовался логотип какого-нибудь сорта пива или вина.
– Рыночные отношения уже проникли и сюда, – недовольно заметил Джордж Пегги, когда они вышли из машины.
– Да уж, – согласилась она, замечая, что на них пристально смотрит ближайший милиционер.
Джордж тоже обратил на него внимание.
– Нашу машину узнали, – сказал он.
– Однако никто не думает, что мы останемся здесь, – возразила Пегги. – Все уверены в том, что мы уже выполнили свое задание.
– Вам не кажется, что наш приятель Ронаш уже сообщил наши приметы, которые сейчас рассылают по факсу по всему Санкт-Петербургу?
– Пока что еще нет, – сказала Пегги. – Но нам действительно нужно избавиться от военной формы, если мы собираемся покидать страну в качестве туристов. – Она взглянула на часы. – С Волковым мы встречаемся через один час десять минут. Предлагаю пройти внутрь. Если нас остановят, я скажу, что мы из Адмиралтейства, это в одном квартале к востоку. Скажу, что нас просто отправили следить за тем, чтобы толпа не вышла из-под контроля. Как только мы окажемся в Эрмитаже, мы переоденемся и, разыгрывая из себя влюбленную парочку, направимся к Рафаэлю.