По лицу женщины скользнула тень сомнения.
Но в следующее мгновение оно вновь закаменело.
– Если это случится, то, значит, Европа заслужила.
– Стало быть, все заслужили?
– Стало быть, так.
– И вы?
– А почему я должна быть исключением?
– Да он в райцентре, – махнул рукой Маэстро, которому надоели эти пустопорожние разговоры. – Больше ему некуда податься. Мы же все равно это выясним, хозяюшка! Чуть позже, но выясним. А с вашей помощью было бы быстрее, и вам бы зачлось... да что с вами разговаривать.
Подошел Макс:
– Шеф, посмотрите.
Он держал в руках записную книжку. Командир взял ее, полистал. Дойдя до середины, задержался.
– Негусто, – заметил он. – Как же вы так оплошали, Полина Карловна? – Маэстро впервые назвал немку по имени. – Молчите, как белорусский партизан, а телефоны записываете... и все они местные...
– Это не ваше дело, – отрезала хозяйка. – Делайте что хотите. Но только имейте в виду: преступница я, не преступница, но постараюсь, чтобы вас наказали за беззаконие. Я дойду, если потребуется, до Европейского суда.
– Да нам не привыкать, – не удержался Макс.
– Смотри, как интересно, – Маэстро показал книжку Мадонне. – Везде проставлены фамилии-имена, а этот номер сам по себе.
– Сейчас пробьем, – кивнула та.
Полина Карловна сидела как изваяние.
– Хреновый из вас конспиратор, – заметил Маэстро. – Неужто не было возможности уехать на историческую родину? Теперь расхлебывайте...
* * *
Звонки не предусматривались, и стук в дверь тоже не предусматривался.
Поэтому в квартире никто, казалось, не шелохнулся в ответ на крадущиеся шаги по лестнице. За запертой дверью царила мертвая тишина.
День был в разгаре, и улицы уездного городка оживились – к неудовольствию Маэстро. Он не любил проводить боевые операции в гражданском окружении, но другого выхода не было.
Дверной глазок был немедленно заклеен жевательной резинкой.
Очевидно, в квартире оценили этот жест, потому что дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возникли два бритых лба, готовых провести разведку боем.
Первый держал обеими руками парабеллум, и пуля едва не снесла Томасу башку. Тот среагировал стремительно, успел отклониться, поэтому пуля вонзилась в стену, выбив из штукатурки фонтан крошева. Амбал успел сделать еще два выстрела, таких же неудачных, прежде чем ему ответил Киндер. Лоб амбала зафонтанировал кровью, и он завалился навзничь.
Второй перепрыгнул через труп и тоже открыл огонь. От его выстрелов Маэстро спас бронежилет, но на какое-то время у командира потемнело в глазах, и он присел на ступеньку.
Бритый лоб бросился вниз по лестнице и, едва миновав один пролет, в точности повторил судьбу своего товарища: Мадонна буквально снесла ему череп.
– Внутрь, – прохрипел Маэстро. – Живо!
И двинулся вслед за Максом, пошатываясь.
Квартиру затянуло синеватым дымом – и не только из-за пальбы. Уже плясали языки пламени; окно было распахнуто настежь.
Быстро приходивший в себя Маэстро бросился к нему и, высунувшись по пояс, мгновенно углядел пожарную лестницу.
Все было ясно.
– На крышу! – бросил он через плечо, высунулся еще дальше, ловко ухватился за перила и быстро полез наверх.
Спускаться было бессмысленно: на улице дежурил Гусар, мимо которого не пролетела бы и муха. Гусар снизу делал отчаянные жесты, показывая, что шеф выбрал верный маршрут, кто-то ушел поверху.
Подъем занял считаные секунды.
Вскоре Маэстро уже стоял на крыше; слева уже выбирались из чердачного окна Киндер и Томас, а между ними троими, посередке, бестолковой жердью стоял Николай Николаевич и совершенно не знал, к чему себя применить. Хозяин находился в полном смятении, обычное высокомерие слетело с него начисто.
Несмотря на то что в руке у Николая Николаевича был пистолет, у него явно не было намерения им воспользоваться.
– Брось пушку, старый дебил! – крикнул Маэстро.
Николай Николаевич дико озирался по сторонам, не понимая, чего же от него хотят все эти ужасные люди.
Киндер спокойно, неторопливым шагом приблизился к нему и деликатно вынул пистолет из руки. Беглец не сопротивлялся.
– У него штаны мокрые, командир! – удивленно сказал Киндер.
Маэстро, уже взобравшийся на крышу, с досадой сплюнул.
– Ну и контингент, – сказал он с отвращением. – Выжившая из ума дура, старый трусливый осел...
– Не скажите, командир, – возразил Томас, все еще находившийся под впечатлением от пули, пролетевшей в дюйме от его головы. – Те ребята были хоть куда, отчаянные.
Маэстро машинально ощупал грудную клетку.
– Да, и впрямь отчаянные... и где они?
Он приблизился к Николаю Николаевичу, которого трясло.
– Что же это вы, уважаемый, в ваши-то годы по крышам скачете? У вас старческое слабоумие плюс недержание мочи... Ну ничего, мы вам обеспечим санаторий. Пошел вниз! Домой, кому сказано!
...В квартире обстановка была уже терпимой; обошлось без пожарных – Мадонна загасила пламя одеялами, и те теперь тлели, слабо курясь дымом. Николай Николаевич, как подкошенный, рухнул в кресло. Глаза у него слезились, недавний гонор улетучился. Под глазами обозначились темные круги.
Маэстро покачал головой.
– Нет, это не шпионаж. Разведка не пользуется услугами таких субъектов. Здесь что-то другое, не классическая спецслужба... Где капитан? Быстро! – рявкнул он, обращаясь к хозяину.
– Какой капитан? – пролепетал тот, заикаясь.
– Не строй из себя кретина! Ты и так идиот! Где Гладилин?
– Я не знаю никакого Гладилина...
Маэстро выругался.
– Хорошо. Где человек, который приходил к тебе из Славяновки?
– Он... он далеко...
– Эту песню я уже слышал! Что значит – далеко?
– Он... уехал несколько часов назад... в Питер...
– Каким путем? На чем?
– Увезли... на машине...
– Марка, номер – быстро!
– Я... не разбираюсь... не помню номера... иномарка... мое дело было вызвать... машина пришла через час после него...
Маэстро оглянулся и посмотрел на Мадонну.
Та беспомощно развела руками.
– К кому в Питере он направился? Адрес!
– Я не знаю адреса... его повезли в клинику... для пластической операции...
– Названия клиники тоже, конечно, не знаешь?