– Это верно, – согласился Худ. Ко мне домой действительно приходили из ФБР. Не сказав мне о том, что ты натворила, они меня допросили, и я обещал дать им знать, если что-то о тебе услышу.
– И ты бы это сделал? – Нэнси удивленно подняла брови. – Ты бы меня выдал?
– Да, – подтвердил он. – Только я никогда бы тебя не покинул.
– У тебя не осталось бы выбора, – сказала она. – Меня бы судили и отправили бы в тюрьму…
– Это верно. Но я ждал бы.
– Двадцать лет?
– Даже двадцать, – ответил Худ. – Но столько ждать не пришлось бы. Промышленный шпионаж, совершенный молодой влюбленной женщиной, – можно было бы просить о снисхождении, и ты была бы на свободе через пять лет.
– Пять лет, – повторила она. – И ты женился бы потом на преступнице?
– Нет. На тебе.
– Ладно, на бывшей заключенной. Ни тебе, ни мне никто не доверил бы самого маленького секрета. На этом бы кончились все твои мечты о жизни политика.
– Ну и что?! – воскликнул он. – Зато я не чувствовал бы себя так, будто жизнь кончилась вообще.
Нэнси перестала спорить. Она снова заулыбалась.
– Бедный Пол, – заговорила она. – Это так романтично, но и несколько театрально, и именно эти черты я в тебе и любила. Однако реальность заключается в том, что с моим исчезновением твоя жизнь не кончилась. Ты встретил кого-то еще, кого-то очень милого. Ты женился. У тебя есть желанные дети. Ты устроился.
Да, устроился, подумал Пол, прежде чем успел остановить свою мысль. Он ненавидел себя за то, что так подумал, и про себя извинился перед Шарон.
– Чем ты занималась после отъезда? – спросил Худ, стараясь не думать, а говорить.
– Отправилась в Париж, – начала рассказывать Нэнси, – и попыталась найти работу по системному программированию. Но выбор у меня оказался невелик. Рынок сбыта был еще не очень развит, и существовали протекционистские законы, не позволявшие американцам отбирать работу у французов. А поэтому, поистратив свои тридцать сребреников – Париж дорогой город, особенно когда ты вынужден давать взятки чиновникам из-за того, что у тебя нет визы, и ты не можешь показываться в американском посольстве, – я переехала в Тулузу и стала работать на компанию.
– Компанию?
– Ту, которой я продала секреты, – пояснила она. – Я не стану ее называть, потому как мне не хотелось бы, чтобы ты что-то предпринял из-за своей известной репутации белого рыцаря. Ты и сам знаешь, что предпринял бы.
Нэнси была права. По возвращении в Вашингтон он нашел бы с десяток способов, как правительству США добраться до воров.
– Самое смешное, – продолжила Нэнси, – у меня всегда было подозрение, что парень, которому я продала чертежи, сам же меня и сдал, чтобы вынудить перейти к нему на работу. Не потому, что я была блестящей программисткой. Кстати, учти, я стащила собственную лучшую идею, ладно? А потому, что он считал, что коль скоро я от него завишу, то никогда его не предам. Я не хотела на него работать, так как стыдилась того, что сделала, но мне нужно было на что-то жить.
Она невесело улыбнулась.
– Ну, и в довершение всего я раз за разом терпела неудачи в любви из-за того, что всех сравнивала с тобой.
– Ха! – воскликнул Пол. – Не могу передать, насколько мне от этого стало легче.
– Не надо, – попросила Нэнси. – Не надо быть таким. Ведь я все еще тебя любила. Чтобы просто быть в курсе твоих забот, я покупала в киоске с международной прессой “Лос-Анджелес тайме”. И случалось – очень-очень много раз, – что я хотела тебе написать или просто позвонить. Но решала, что лучше не стоит.
– Тогда почему же на этот раз ты изменила себе? – продолжал настаивать Худ. Он снова был зажат между болью и горестными чувствами. – Неужели ты думаешь, что сегодня мне хоть чуточку менее больно?
– Я ничего не смогла с собой поделать, – призналась она. – Узнав о том, что ты в Гамбурге, я не могла не увидеть тебя. И еще я подумала, что ты сам хотел со мной встретиться.
– Да, я бросился за тобой там, в отеле. Я хотел с тобой встретиться. Мне это было нужно. – Худ тряхнул головой. – Господи, Нэнси, я до сих пор не могу поверить, что это ты.
– Это я, – ответила она.
Пол заглянул в эти глаза, глаза, с которыми он провел вместе столько дней и ночей. Их притяжение было каким-то сверхъестественным и одновременно страшным, сладким сном и кошмаром. Он был просто в иной весовой категории, чтобы этому сопротивляться.
Прохладный ветер, подувший с наступлением сумерек, холодил влажную спину. Худ готов был возненавидеть Нэнси. У него появилось желание повернуться и уйти. Но больше этого ему хотелось вернуться во времени и не дать тогда уйти ей.
Взгляд Нэнси продолжал его удерживать, когда она взяла его за руки. От этого прикосновения Пола словно ударило током, и разряд дрожью пробежал от головы до пят. Худ понял, что должен освободиться.
Он сделал шаг назад, и нервная связь пропала.
– Я не могу это сделать, – сказал ей Худ.
– Не можешь сделать что? Быть честным? – спросила она, и тут же нанесла один из своих мелких уколов, которые так хорошо у нее получались. – Что с тобой сделала политика?
– Нэнси, ты знаешь, что я имею в виду. Я не могу здесь с тобою остаться.
– Даже на часок? Хотя бы перехватить кофе?
– Нет, – твердо ответил Худ. – Конец дебатам.
– Пол, это не конец, – усмехнулась она. – Что угодно, только не конец.
Она была права. Ее взгляд, ее мысли, ее походка, ее присутствие – все вдохнуло новую жизнь во что-то такое, что на самом деле так до конца и не умерло. Худу хотелось закричать.
Пол сделал шаг и встал рядом с ней, глядя в сторону.
– Господи, Нэнси, я не хотел бы испытывать чувство вины. Это ты ушла от меня. Это ты сбежала без всяких объяснений, а я после этого кого-то встретил. И этот кто-то разделил со мной очень многое, она доверила мне свою жизнь и сердце. И я не сделаю ничего такого, что хоть как-то это обесценит.
– А я тебя об этом и не прошу, – сообщила Нэнси. – Кофе – это еще не предательство.
– Предательство, учитывая, как мы обычно его пили, – возразил ей Худ.
Нэнси рассмеялась и опустила голову.
– Понимаю. Прости меня за все, поверь, мне во всех смыслах жаль и жаль гораздо больше, чем я могу это выразить. И мне горько. Но я понимаю.
Она встала к нему лицом.
– Я остановилась в “Амбассадоре” и останусь в городе до вечера. Если передумаешь, позвони или черкни записку.
– Я не передумаю. – Худ посмотрел ей в глаза. – Как бы мне этого ни хотелось на самом деле.
Нэнси сжала его руку. Пол снова ощутил электрический заряд.
– Значит, политика тебя не испортила, – сказала она. – Я не удивляюсь. Просто немного растеряна.