– Похоже, ты рассчитывал посмотреть ему в глаза, Доминго, – улыбнулся Кларк.
* * *
У него безжизненные глаза, подумал Кога, совсем непохожие на человеческие; большие и темные, они кажутся сухими и смотрят не отрываясь на него, а может, просто в его сторону да так и замерли, подумал бывший премьер-министр. Какими бы ни были эти глаза, догадаться, что скрывается за ними, невозможно. Кога слышал о Киоши Канеде, и чаще всего, говоря о нем, употребляли слово ронин – так называли самурая, который потерял своего повелителя и не сумел найти нового, что считалось величайшим позором в давние времена. Такие люди превращались в бандитов или, что того хуже, утрачивали связь с самурайским кодексом чести бусидо, которым тысячелетиями руководствовались японцы, имевшие привилегию носить оружие и пользоваться им. Найдя нового хозяина, они становились фанатиками, потому что были готовы на все, лишь бы снова не превратиться в изгоев.
Кога понимал, что это пустые размышления, потому что век самураев вместе с правившими ими феодалами остался в далеком прошлом, но вот перед ним сидел живой анахронизм и смотрел на телевизионный экран, где по каналу Эн-эйч-кей показывали драму из жизни самураев. Канеда пил чай и зачарованно следил за тем, как развиваются события. Он сидел не двигаясь, словно загипнотизированный стилизованными действиями героев фильма, по сути дела представляющего собой японский вариант американских вестернов пятидесятых годов, несложных мелодрам, где добро боролось со злом, правда, в японском варианте было одно исключение: герой, всегда немногословный, всегда непобедимый, всегда таинственный, пользовался вместо револьвера двухручным мечом. И как успел убедиться за последние полтора дня Кога, этот кретин Канеда не пропускает ни одной такой мелодрамы.
Кога встал и подошел к книжной полке. Голова Канеды тут же повернулась, и глаза уставились на него. Сторожевой пес, не оглядываясь, подумал Кога, выбирая книгу, бдительный и грозный, особенно при поддержке еще четырех охранников, двое из которых сейчас спали – один на кухне, другой за дверью. Кога знал, что у него нет ни малейшей надежды на побег.
Возможно, Канеда кретин, но таких людей всегда следует опасаться.
Интересно, кто он? – подумал Кога. Не иначе бывший якудзи. На теле у него нет чудовищных татуировок, как у других членов этих бандитских кланов, которые намеренно стараются выделиться, демонстрируя свою принадлежность к преступной среде. Канеда был в строгом костюме бизнесмена, разве что позволил себе расстегнуть пиджак. Даже поза этого ронина казалась застывшей, словно он окаменел, заметил Кога, раскрыв перед собой книгу, но глядя на тюремщика. Он понимал, что не сможет победить его в рукопашной схватке – Кога никогда не увлекался боевыми единоборствами, родившимися в Японии, да и физически Канеда выглядел очень сильным. К тому же он был здесь не один.
Действительно, Канеда походил на сторожевого пса. Неподвижный и на первый взгляд словно оцепеневший, на самом деле он был подобен сжатой пружине, готовый в любой момент вскочить и вступить в схватку. Вел он себя вежливо, но только до тех пор, понимал Кога, пока выполнялись его требования. Было ясно, насколько он опасен, так что будить в нем зверя было чистым безумием. Бывший премьер-министр ощущал стыд от мысли, что боится этого неотесанного бандита. С другой стороны, он испытывал страх перед ним именно потому, что был умным и осторожным человеком, не желающим упускать единственный шанс на спасение – каким бы крохотным этот шанс ни был – на безнадежную схватку, в которой не сможет победить. У многих промышленников служили такие люди. Некоторые из них даже носили оружие, что было почти немыслимо в Японии, однако кое-кто умел найти подход к чиновникам и получить крайне необычное, но вполне официальное разрешение. Подобная процедура не столько пугала Когу, сколько вызывала у него отвращение. Двухручный меч ронина был достаточно ужасен, но сегодня выглядел бы просто театрально, однако огнестрельное оружие казалось ему воплощением зла, оружием труса и не могло иметь места в японской культуре. А в данном случае дело обстояло именно так. Канеда был трусом, без сомнения, человеком, не способным наладить собственную жизнь, и даже закон осмеливался нарушить только по прямому приказу своего хозяина. Подобные люди использовались для того, чтобы подчинять себе профсоюзы и устранять конкурентов. Они нападали на демонстрантов, иногда совершенно открыто, и добивались своего, потому что полиция предпочитала не обращать на них внимания или просто не приезжала вовремя, хотя репортеры и фотографы каждый раз успевали на место столкновения, собирая материал на злобу дня. Все эти бандиты и те, кто повелевали ими, мешали торжеству подлинной демократии в стране. Теперь он особенно остро осознал это и испытывал горечь от того, что, посвятив свою жизнь искоренению зла, потерпел неудачу. И вот он здесь, в пентхаусе Яматы, под охраной таких бандитов. Может быть, его выпустят на свободу, когда он уйдет в политическое небытие, став свидетелем того, как его страна полностью окажется во власти новых хозяев – или старых, скрывавшихся раньше в тени. И он будет бессилен что-либо предпринять. Вот почему Кога сидел с книгой в руках, наблюдая за Канедой, увлеченным драмой, которая развертывалась на экране телевизора. Начало, развитие и конец ее были ясны с первых кадров, а Канеда делал вид, что все это реально и ново, хотя на самом деле происходящее было старо как мир.
* * *
Подобные бои происходили только на тренажерах или, скорее, на аренах римских цирков в другие времена. Оба противника располагали самолетами раннего радиолокационного обнаружения – на стороне японцев Е-767, на стороне американцев Е-ЗВ, которые находились так далеко, что не могли видеть друг друга даже на многочисленных экранах, хотя и те и другие с помощью приборов следили за сигналами противника. Между ними находились гладиаторы. Вот уже в третий раз американцы прощупывали противовоздушную оборону Японии и в третий раз терпели неудачу.
Американские самолеты АВАКС находились в шестистах милях от Хоккайдо, а в сотне миль впереди них летели истребители F-22, занимаясь «прочесыванием», как назвал это командир эскадрильи. К ним приближались японские «иглы» F-15, которые входили сейчас в радиолокационную зону американских самолетов раннего обнаружения, но по-прежнему оставались в зоне действия своих Е-767. По команде американские истребители разошлись попарно в стороны. Одна пара на крейсерской скорости, превышающей девятьсот миль в час, устремилась на юг и постепенно сближалась с японским патрульным периметром.
* * *
– У них огромная скорость, – заметил японский диспетчер. «Вести» американцев было трудно. В конструкции американских истребителей использовались элементы технологии «стелс», однако размеры и мощность радиолокационных антенн на самолетах «ками» снова позволили преодолеть это препятствие. Диспетчер направил свои «иглы» на юг, прикрывая направление возможного прорыва. Стремясь продемонстрировать американцам, что их «ведут», он выбрал электронной указкой соответствующие характерные вспышки и распорядился, чтобы радиолокатор каждые несколько секунд направлял на них свои импульсы, удерживая их на цели. Теперь у американцев не будет ни малейшего сомнения, что ведется слежение за всеми их маневрами, что хваленая технология «самолетов-невидимок», призванная побеждать радиолокаторы, для новых, более мощных радаров недостаточно эффективна. Чтобы обострить ситуацию, японский диспетчер переключил частоту передатчика с поисковой на управление огнем. Вообще-то самолеты раннего радиолокационного обнаружения находились слишком далеко, чтобы наводить ракеты на цель, но даже в таком случае это послужит еще одним доказательством того, что в любой момент японские радиолокаторы способны ярко осветить цель и навести на нее ракеты. По крайней мере американцы поймут преподанный им урок. Вначале сигнал стал постепенно затухать и в конце концов почти исчез, но потом за дело принялся компьютер и выделил его из беспорядочного потока помех и усилил. Теперь мощный радиолокационный сигнал замкнулся на американских истребителях – по крайней мере диспетчер полагал, что это должны быть истребители. Бомбардировщик Б-1 обладал неменьшей скоростью, но заметно уступал в маневренности. Да, это, конечно, истребители, и они представляют собой козырную карту американцев, но все-таки недостаточно выигрышную. Может быть, теперь, когда американцы поймут это, дипломатия изменит положение раз и навсегда, и в северной части Тихого океана снова воцарится мир.