* * *
На военно-морской базе США в Субик-бей командир судна «Ньюпорт ньюз» и его помощник, являющийся одновременно командиром БЧ-2 (корабельная артиллерия), просматривали график боевых действий на предстоящий месяц. Он командовал одним из последних настоящих крейсеров в мире, вооруженным восьмидюймовыми орудиями, установленными всего лишь на нескольких крейсерах. Такие орудия были полуавтоматическими, и метательные пороховые заряды не вкладывались в их казенники в шелковых мешочках — нет, снаряды вместе с порохом находились в латунных гильзах, внешне отличных от винтовочных патронов только размерами. Со своей дальностью стрельбы почти в двадцать миль орудия «Ньюпорт ньюз» могли вести огонь потрясающей мощности — с этим две недели назад познакомился северо-вьетнамский батальон, из которого мало кто уцелел. Крейсер мог вести огонь со скорострельностью пятьдесят выстрелов в минуту на каждое орудие, но центральное орудие в башне номер два было повреждено, поэтому каждую минуту к цели летело только четыреста снарядов, что по взрывной мощности равнялось сотне тысячефунтовых авиабомб. Капитан увидел, что следующая операция, предстоящая его крейсеру, заключалась в обстреле отдельных зенитных батарей на побережье Вьетнама. Он не имел ничего против этого, хотя больше всего ему хотелось ворваться когда-нибудь ночью в гавань Хайфона.
— Твой парень неплохо, по-видимому, разбирается в своем деле — по крайней мере пока, — заметил генерал Янг, когда на часах было без четверти два.
— Трудно рассчитывать на то, что он сумеет осуществить что-нибудь подобное в первую же ночь, Марти, — возразил Голландец Максуэлл.
— Ничего не поделаешь, Голландец, если уж ему захотелось соревноваться с моими морскими пехотинцами... — Таков был генерал Янг. Все его подчиненные были «его» морскими пехотинцами. Ему приходилось летать с Фоссом с Гвадалканала, прикрывать полк Чести Пуллера в Корее, и генерал был одним из тех, кто довел искусство ближней воздушной поддержки до того уровня, на котором оно находилось сейчас.
Они стояли на холме, откуда открывался вид на площадку, где по распоряжению Янга были недавно построены здания, ничем не отличающиеся от концлагеря во Вьетнаме. Пятнадцать морских пехотинцев из разведывательных подразделений корпуса разместились на склоне холма. Их задачей было обнаружить и ликвидировать Келли, прежде чем он сумеет подняться на свой наблюдательный пункт. Даже генерал Янг считал, что такое испытание являлось слишком уж тяжелым в первую ночь пребывания Кларка в лагере, однако Джеймс Грир слишком похвально отзывался о способностях своего протеже, и генерал решил поставить ЦРУ на место. С этим согласился и адмирал Максуэлл.
— Что за паршивый способ зарабатывать на жизнь, — пробормотал адмирал, совершивший за время своей карьеры почти две тысячи посадок на палубу авианосцев.
— Львы, тигры и медведи, — усмехнулся Янг. — Конечно, я не рассчитываю, что ему удастся проникнуть сюда с первого раза. У нас отличные ребята в штурмовой группе, верно, Ирвин?
— Так точно, сэр, — сразу согласился старший сержант.
— Что ты думаешь о Кларке? — продолжил расспросы генерал.
— Похоже, он кое в чем разбирается, — признал Ирвин. — Для штатского неплохо подготовлен физически — и мне нравятся его глаза.
— Вот как?
— А вы заметили это, сэр? У него ледяные глаза. Этот мистер Кларк немало, по-видимому, повидал. — Разговор велся еле слышным шепотом. Келли должен был подняться на вершину холма, но они не хотели слишком уж облегчать ему эту задачу, равно как и боялись, что их голоса помешают прислушиваться к лесным звукам. — Но сегодня это ему не удастся. Я сказал парням, что с ними будет, если Кларк сумеет пробраться через их цепь с первого раза.
— Неужели вы, морские пехотинцы, не хотите играть по правилам? — возразил Максуэлл, скрывая в темноте улыбку. Ирвин не колебался с ответом:
— По правилам, сэр, означает, что все мои солдаты вернутся домой живыми. И наплевать на остальных — извините, сэр.
— Вам это покажется странным, сержант, но и для меня игра по правилам всегда заключалась именно в том же. — Из этого сержанта вышел бы отличный корабельный старшина, подумал про себя Максуэлл.
— Ты следишь за бейсболом, Марти? — спросил адмирал у командующего корпусом морской пехоты, чувствуя, что им не угрожает невидимая опасность. Да, Кларку сюда не пробраться.
— Мне кажется, что «Ориолес» выглядят совсем неплохо.
— Господа, мы отвлекаемся, — дипломатично заметил Ирвин.
— Вы правы, сержант. Извините нас, — ответил генерал Янг. Два высших чина замолчали, время от времени поглядывая на светящиеся стрелки часов, двигающиеся к отметке «три», заранее согласованному моменту прекращения операции. В течение всего этого времени они не слышали, чтобы Ирвин не только говорил, но даже дышал. Прошел час. Тишина казалась успокаивающей для генерала корпуса морской пехоты, но адмиралу не нравился окружающий их лес, полный кровососущих насекомых, может быть, даже змей и всяких разных неприятных существ, обычно отсутствующих в кокпите истребителя. Они прислушивались к шуму ветра в соснах, слышали, как хлопают крыльями летучие мыши, совы и какие-то другие ночные летуны, — и больше ничего. Наконец стрелки коснулись 2.55. Марти Янг встал и потянулся, затем сунул руку в карман за сигаретой.
— Есть у кого-нибудь закурить? У меня кончились сигареты, а курнуть так хочется, — прошептал чей-то голос.
— Курите, солдат, — произнес Янг тоном великодушного генерала. Он протянул сигарету в сторону едва различимой тени и щелкнул своей верной зажигалкой «Зиппо». И тут же отпрыгнул назад. — Проклятье!
— Откровенно говоря, генерал, я считаю, что Питтсбург в этом году имеет наибольшие шансы — крепкие ребята. А вот «Ориолес» — команда неплохая, только с питчерами у них слабовато. — Келли сунул в рот сигарету не затягиваясь и тут же бросил ее на землю.
— И давно вы здесь? — недовольно спросил адмирал Максуэлл.
— Львы, тигры и медведи, — насмешливо повторил Келли. — Я убил всех вас еще в половине второго, сэр.
— Сукин ты сын! — с чувством воскликнул сержант Ирвин. — Ты убил меня!
— Я благодарен, что вы вели себя так тихо.
Максуэлл включил свой фонарик. Мистер Кларк — адмирал заставил себя думать о нем, как о мистере Кларке, — стоял перед ним, сжимая в руке резиновый нож. Его лицо было раскрашено маскировочными зелеными и черными тенями, и впервые после сражения за Мидуэй Максуэлл почувствовал холодные объятия страха. На молодом лице появилась улыбка, и Келли сунул в карман «нож». "
— Как это тебе удалось, черт возьми?! — рявкнул Голландец Максуэлл.
— Правда здорово, адмирал? — усмехнулся Келли и протянул руку за фляжкой Марти Янга. — Если я посвящу вас в этот секрет, то все смогут сделать то же самое, верно?
Ирвин подошел к нему.
— Мистер Кларк, сэр, думаю, вы справитесь с делом.
Гришанов находился в здании посольства. Ханой был странным городом, представлявшим собой удивительную смесь французской архитектуры девятнадцатого века, маленьких желтых людей и воронок от авиабомб. Он уже пришел в себя после поездки по дорогам воюющей страны, да еще в автомобиле с камуфляжной окраской. Любой американский истребитель-бомбардировщик, возвращающийся после операции с лишней бомбой на борту или с неиспользованными снарядами двадцатимиллиметровых авиапушек, мог запросто атаковать такую машину, воспользовавшись ею в качестве цели при учебных стрельбах, хотя по какой-то причине американцы никогда не делали этого. Гришанову повезло — день оказался ветреным, небо было покрыто облаками и это резко ограничило воздушные операции, так что полковник мог не опасаться за свою жизнь. Впрочем, несмотря на это, поездка не стала более приятной. Слишком много мостов разрушено в результате американских налетов, дороги исковерканы бесчисленными воронками, и поездка продолжалась втрое дольше, чем при нормальных условиях. Можно было бы воспользоваться вертолетом, который доставил бы Гришанова в Ханой намного быстрее, но это было бы безумием. Американцы, по-видимому, воображали, что автомобиль мог быть и не военным — это в стране, где велосипед был символом положения в обществе! — изумленно подумал Гришанов, — в отличие от вертолета, который надлежало атаковать сразу после обнаружения. Теперь, оказавшись в Ханое, полковник получил возможность укрыться в бетонном здании, где время от времени включалось электричество — сейчас оно было отключено, — а мысль о кондиционере была абсурдной фантазией. Открытые окна и плохо прилаженные сетки на них позволяли насекомым свободно проникать внутрь помещения, делая невыносимой жизнь работавших здесь людей. И все-таки было приятно снова оказаться в посольстве своей страны, где можно говорить на родном языке и на несколько часов стать самим собой, а не полудипломатом, как в остальное время.