– Ничто не может быть так тесно связано с этим делом, как полное отсутствие уважения, продемонстрированное вашим правительством – точнее, режимом Райана – по отношению к правительству нашей страны. Вопрос Тайваня имеет огромное значение для… – Шен Танг продолжал говорить в том же ключе в течение ещё четырех минут.
– Господин министр, Соединённые Штаты Америки не являются каким-то «режимом». Это независимое государство с демократически избранным правительством. Мы предприняли этот эксперимент в области правления ещё в то время, когда вашей страной управляла Маньчжурская династия. Не исключено, что когда-нибудь вы тоже попытаетесь предпринять аналогичный эксперимент для блага своего народа. А теперь давайте вернёмся к вопросу, ради рассмотрения которого мы собрались, или вы желаете бессмысленно тратить своё и моё время, обсуждая тему, относительно которой у меня нет инструкций, да и желание тоже отсутствует?
– Мы не допустим, чтобы нас так бесцеремонно игнорировали, – отозвался Шен, завоевав краткое и не относящееся к делу уважение Ратледжа своим неожиданным знанием английского языка.
Главный американский дипломат поудобнее сел в кресле и вежливо посмотрел на министра иностранных дел, думая о планах жены сменить обои на кухне их Джорджтаунского дома. Будет ли зелёный и голубой хорошей цветовой гаммой? Сам он предпочитал земные тона, но понимал, что ему будет гораздо легче одержать верх на переговорах в Пекине, чем выиграть спор с женой. Целая жизнь, проведённая им на дипломатическом поприще, не подготовила его к поединкам с женой по таким вопросам, как смена обоев…
Переговоры продолжались таким образом в течение первых девяноста минут, затем подошло время первого перерыва. Подали чай и крошечные пирожки. Участники переговоров вышли через высокие двери в сад. «Странное место для таких дверей, которые во всем мире называются французскими», – подумал Гант. Он впервые участвовал в дипломатическом мероприятии и полагал, что скоро узнает, как на самом деле функционирует дипломатия. Все разбились на пары, американец с китайцем. Даже на расстоянии было видно, кто стоит рядом с кем. Каждый китаец курил – этот порок разделяли с ними только два американца. Оба выглядели благодарными за предоставленную им возможность предаваться пороку внутри помещения в этой стране.
«Китайцы, возможно, являются торговыми нацистами, – подумал сотрудник Министерства финансов, – но уж никак не нацистами по отношению к собственному здоровью».
– Какое у вас мнение относительно хода переговоров? – раздался голос за его спиной. Гант обернулся и увидел того же низенького китайца, который не давал ему покоя во время торжественного приёма. Его звали Хуэ Ма, вспомнил Гант, ростом пять футов и ничуть не больше, с непроницаемыми глазами игрока в покер и определёнными актёрскими способностями. Американец напомнил себе, что этот тип умнее, чем кажется на первый взгляд. Как ему теперь обращаться с ним? Когда возникают сомнения, решил Гант, надо полагаться на правду.
– Я впервые наблюдаю дипломатические переговоры. Они кажутся мне удивительно скучными, – ответил Гант, поднося к губам чашку с ужасным китайским кофе.
– Ничего не поделаешь, это нормально, – ответил Хуэ.
– Вот как? Деловые переговоры ведутся иначе. Каким образом удаётся достигнуть какого-нибудь результата?
– Для достижения каждой цели необходим свой путь, – сказал ему китаец.
– Пожалуй. Можно задать вам вопрос? – спросил «Телескоп».
– Попытаюсь ответить.
– Почему поднялся такой шум из-за Тайваня?
– Почему поднялся такой шум, когда началась ваша Гражданская война? – хитро ответил вопросом на вопрос китаец.
– Ну хорошо, но прошло пятьдесят лет, почему не попробовать объявить ничью и начать все сначала?
– Для нас это небольшой промежуток времени, – ответил Хуэ с высокомерной улыбкой.
– О'кей, а вот мы в Америке называем это жизнью в прошлом. – Вот тебе, мерзкий китаеза!
– Это наши соотечественники, – настаивал Хуэ.
– Но они приняли иное решение. Если вы хотите вернуть их обратно, сделайте это выгодным для них. Понимаете, постарайтесь достигнуть такого же высокого уровня жизни, как у них на острове. – Ты понял это, нищий коммунист?
– Если один из ваших детей убежал из дома, вы разве не будете стараться вернуть его?
– Возможно, но я буду звать его, а не угрожать, особенно если у меня нет возможности угрожать ему с достаточной эффективностью. – А ваши Вооружённые силы просто дерьмо. Это говорили ему во время инструктажа перед отъездом в Пекин.
– Но если посторонние люди убеждают его убежать из дома и не подчиняться отцу, разве вы не будете возражать?
– Послушай, приятель, – отозвался Гант, стараясь не показывать охватившую его внутреннюю ярость – или так ему казалось. – Если вы хотите заниматься бизнесом, то давайте заниматься бизнесом. Если хотите тратить время на пустую болтовню, будем болтать без конца. Но я ценю своё время и время своей страны, так что давайте отложим болтовню до следующего раза. – И тут Гант понял, что он не дипломат и не сможет одержать верх в такой игре. – Как видите, у меня нет таланта в подобных переговорах. У нас есть люди, умеющие заниматься этим, но я не принадлежу к их числу. Я один из тех американцев, которые работают по-настоящему и зарабатывают настоящие деньги. Если вам нравится такая игра, отлично, но это не моя игра. Думаю, что терпение – хорошая вещь, но не в том случае, когда оно мешает достигнуть цели. Мне представляется, что ваш министр упустил что-то из вида.
– Что именно, господин Гант?
– Все равно мы получим в результате этих переговоров то, что нам нужно, – сказал Гант маленькому китайцу и тут же понял, что этими словами засунул ногу себе в рот до самого колена.
Он поспешно допил кофе и направился в туалет безо всякой необходимости. Там он вымыл руки, перед тем как вернуться в сад. Гант нашёл одиноко стоящего Ратледжа, который рассматривал какие-то весенние цветы.
– Клифф, мне кажется, что я напортачил в разговоре с китайцем.
– Что именно? – спросил заместитель Государственного секретаря, затем выслушал признание. – Не переживай. Ты не сказал ему ничего, что я уже не передал им. Ты просто не понимаешь наш язык.
– Но они считают нас нетерпеливыми и потому мы уязвимы, верно?
– Ты не принимаешь во внимание то, что я сказал в зале, – ответил Ратледж с лёгкой улыбкой. – Здесь я Джимми Коннорс, играющий на открытом чемпионате США, Марк. Этим я и занимаюсь.
– Противная сторона тоже придерживается этого мнения.
– Верно, но у нас преимущество. Они нуждаются в нас больше, чем мы в них.
– Я думал, что тебе не нравится так говорить с этими людьми, – заметил Гант, удивлённый позицией Ратледжа.
– Не имеет значения, нравится мне это или нет. Я обязан исполнять полученную инструкцию, а выигрывать всегда приятно. – Он не добавил, что никогда раньше не встречал министра Шена и потому у него не было никаких личных чувств к китайскому министру, что нередко мешает дипломатам, иногда ставящим дружеские отношения выше интересов своей страны. Обычно они оправдывают такую позицию, убеждая себя, что в следующий раз этот сукин сын будет у него в долгу и это послужит интересам его страны. Дипломатия всегда была делом личностей, а наблюдатели часто не замечают этого, полагая, что эти многословные специалисты не что иное, как простые говорящие роботы.