А как называют здесь иностранцев? Варварами. «Да, – подумал Номури, – можешь не сомневаться, миф о центральном положении страны так же господствует здесь, как он господствовал в Берлине Адольфа Гитлера. Расизм одинаков во всем мире. Глупо. Это был тот урок, который его страна преподала миру, хотя Америка все ещё должна сама усвоить этот урок».
* * *
«Она была проституткой, причём очень дорогой», – подумал Майк Райли, глядя на неё со своего стула за стеклом. Её волосы были окрашены в неестественный белый цвет в каком-то дорогом салоне красоты в Москве, и сейчас белокурая причёска нуждалась в повторной обработке, поскольку у корней волос появился тёмный оттенок. Но белокурые волосы превосходно соответствовали её скулам и глазам, которые были такого необычного голубого цвета, какой он не видел в глазах других женщин. «Этим она, по-видимому, привлекала своих клиентов, – подумал он, – именно цветом глаз, а не их выражением».
Её тело, казалось, было высечено Фидием Афинским и предназначено для богини, выставленной для всеобщего поклонения. Роскошные формы, правда, ноги чуть более тонкие, чем принято считать красивыми в России, зато на углу улиц Голливуда и Вайн они привлекли бы внимание, если этот район по-прежнему оставался местом, где собирались красивые женщины…
…Зато выражение этих прелестных голубых глаз было таким, что от него остановилось бы сердце марафонца. Что скрывается в профессии проститутки, от чего их глаза становятся такими? Райли редко занимался преступностью такого рода – проститутки обычно попадали в орбиту местных копов. Выражение её глаз было пугающим. Считается, что только мужчины являются хищниками, так думал он, и такого же мнения придерживалось большинство мужчин. Но эта женщина опровергала подобную точку зрения.
Её звали Таня Богданова. По её словам, ей двадцать три года. У неё было лицо ангела и тело кинозвезды. Сомнения агента ФБР вызывали её душа и сердце. Возможно, она устроена по-другому, не так, как нормальные люди, подобно тому, как устроены многие профессиональные преступники. Может быть, её изнасиловали в детстве. Казалось, что даже в двадцать три года её юность осталась в очень далёком прошлом, судя по тому, как смотрели её глаза на следователя. Райли посмотрел на досье Богдановой, предоставленное московской милицией. В нем была только одна фотография женщины, сделанная с большого расстояния и запечатлевшая её с клиентом – с «джоном», как называли клиентов проституток в Америке. «В России их, наверно, называют “Иванами”, – подумал с ухмылкой Райли. На этой фотографии её лицо казалось оживлённым и юным, таким же чарующим, как лицо молодой Ингрид Бергман, смотрящей на Хамфри Богарта в “Касабланке”.»
«У Тани несомненный талант актрисы», – подумал Райли. Если сейчас перед ним сидела настоящая Таня – это, скорее всего, так и было, – то она же на фотографии играла роль, представляла собой иллюзию – чудесную иллюзию, несомненно, но потенциально являлась исключительно опасной для любого, обманутого её театральной внешностью. Девушка на другой стороне прозрачного для Райли зеркала вполне могла выковырять глаза мужчины пилкой для ногтей, проглотить глазные яблоки сырыми и затем отправиться в пятизвездочный московский отель или на приём в Совинцентре.
– Кто были его враги, Таня? – спросил следователь в комнате для допросов.
– Ты лучше спроси, кто были его друзья, – задала она встречный вопрос равнодушным голосом. – Друзей у него не было. А вот врагов не сосчитать. – Её язык был литературным и почти аристократическим. Говорят, что и английским она владеет в совершенстве. Тут уж ничего не поделаешь, английский нужен ей для клиентов… он позволял получить от них несколько дополнительных баксов, фунтов или евро, приятная твёрдая валюта, при оплате которой она даёт скидку, улыбаясь при этом кокетливой улыбкой. «Интересно, – подумал Райли, – до или после?» Сам он никогда не платил за это, хотя, глядя на Таню, понимал, почему некоторые мужчины могли платить любые деньги…
– Сколько она брала с клиентов? – прошептал он Провалову.
– Больше, чем я могу позволить себе, – проворчал детектив. – Примерно шестьсот евро, наверно, ещё больше за целый вечер. Как ни странно, она совершенно здорова с медицинской точки зрения. В её сумочке всегда изрядный набор презервативов – американских, французских и японских.
– Чем она занималась раньше? Балетом, танцами или чем-нибудь ещё? – спросил агент ФБР, невольно восхищаясь её грацией.
Провалов фыркнул от удовольствия при таком вопросе.
– Нет, у неё слишком большие сиськи для этого и слишком высокий рост. Думаю, что она весит примерно пятьдесят пять килограммов – слишком много для этих педерастов в Большом, чтобы они могли поднимать её и подбрасывать. Её покойный отец работал на заводе, а мать, тоже покойная, была продавщицей в магазине. Они оба умерли от алкоголизма. Наша Таня почти не пьёт, разве что совсем немного. Получила государственное образование, оценки при учёбе самые средние.
У неё нет детей, Таня совсем одна в этом мире – и была одна в течение некоторого времени. Она работала на Распутина почти четыре года. Сомневаюсь, что Воробьиной школе когда-либо удавалось создать такую изысканную шлюху, как эта. Григорий Филиппович много раз пользовался ею, но для секса или просто в качестве эскорта, мы не уверены. Согласись, она является прекрасным украшением для любого мужчины. Но если он испытывал чувства по отношению к ней, они не были взаимными.
– У неё есть кто-нибудь близкий?
Провалов отрицательно покачал головой.
– Насколько нам известно – нет, даже подруг.
Допрос шёл легко, как рыбалка в озере, полном рыбы. Это был один из двадцати семи допросов, проведённых до настоящего момента, касающихся смерти Г.Ф. Авсеенко, – казалось, все забыли, что в автомобиле находились ещё два человека, но они, скорее всего, не являлись целью покушения. Пока не было заметно хоть какого-нибудь прогресса в расследовании. Что им действительно требовалось, это самосвал, из которого был произведён выстрел. Подобно большинству агентов ФБР, Райли привык полагаться на вещественные доказательства, которые можно взять в руки, потрогать, затем передать судье или присяжным заседателям и убедить их, что это вещественное доказательство преступления и оно связывает с ним того, кто данное преступление совершил.
Свидетели часто лгут. В лучшем случае они становятся лёгкой добычей для адвокатов, которые быстро запутывают их своими вопросами, по этой причине копы и присяжные редко им доверяли. В самосвале могли остаться следы сгорания ракетного топлива при запуске снаряда из РПГ, может быть, отпечатки пальцев на промасленной бумаге, в которую мог быть завернут гранатомёт, – русские часто пользовались ею для оружия. Короче говоря, там могло оказаться что угодно, но лучше всего окурок сигареты, которую курил стрелок или водитель, потому что ФБР могло определить ДНК по остаткам слюны и затем использовать это для сравнения. Это был один из новейших методов в работе ФБР (вероятность опознания равнялась шестистам миллионам к одному, и против этого было трудно спорить даже лучшим, высокооплачиваемым адвокатам). Один из любимых проектов Райли заключался в том, чтобы доставить технологию ДНК в Россию и научить московскую милицию пользоваться ею, однако для этого требовалось, чтобы русские внесли предоплату за лабораторное оборудование в твёрдой валюте. В этом и заключалось главное препятствие – создавалось впечатление, что у русских нет валюты ни для чего действительно важного. Таким образом, все, чем сейчас располагало следствие, это остаток боеголовки противотанковой ракеты – удивительно, сколько остаётся от подобных вещей после запуска и детонации, – и там даже удалось найти серийный номер, который сейчас проверяется, хотя у Райли были сомнения, что эта информация приведёт к чему-нибудь полезному. Но проверять номер приходилось всё равно, потому что никогда не знаешь, что является ценным и что нет, до тех пор, пока расследование не достигнет финишной линии, которая обычно находилась перед судейским креслом и двенадцатью присяжными заседателями справа. В России судебная процедура была несколько иной, но Райли старался вбить в головы московских милиционеров одну важную вещь – цель каждого расследования состоит в приговоре.