Фанг глубоко затянулся табачным дымом и задумался. По сути дела, в словах Рена не было ничего нового, министр знал это, знал рассудком, но не придавал особого значения.
Америка – другая страна, и в ней действуют другие правила. А поскольку Китаю требовались американские деньги, он должен подчиниться этим правилам. Это не политика. Это просто практическая сторона жизни.
– Итак, что ты хочешь от меня?
– Прошу тебя, пожалуйста, скажи своим соратникам-министрам, что это может означать для нас финансовое разорение. Это, несомненно, угрожает моей промышленности, а мы являемся ценным достоянием нашей страны. Мы приносим валюту в Китай. Если вы хотите тратить принесённые нами деньги в других областях экономики, вы должны обращать внимание на то, что нам нужно, чтобы дать вам эти деньги. – Рен умолчал о том, что он и его товарищи-промышленники являются теми, кто делает возможным осуществление экономических (а следовательно, и политических) планов Политбюро. По этой причине Политбюро должно иногда прислушиваться к их мнению. Однако Фанг знал, что ответит Политбюро на такую просьбу. Лошадь может тащить за собой телегу, но вы не спрашиваете у лошади, куда она хочет идти.
Такой является политическая реальность в КНР. Фанг знал, что Рен объехал весь мир, что у него значительное личное состояние, которое Политбюро милостиво разрешило ему накопить, и, что, наверно, более важно – он обладает разумом и энергией, которые позволят ему добиться процветания в любой стране мира. Фанг также знал, что Рен может улететь на Тайвань и получить там финансирование, чтобы построить фабрику, на ней будут работать люди, выглядящие как китайцы и говорящие на китайском языке. Там он увеличит своё состояние и к тому же станет политически влиятельным человеком. Но самое главное заключалось в том, что Рен тоже знает это. Пойдёт ли он на такой шаг?
Скорее всего, нет. Он китаец, гражданин континентального Китая. Это его страна, и у него нет желания покинуть её. В противном случае он не пришёл бы сейчас к нему, объясняя ситуацию министру, – пожалуй, Киан Кун тоже прислушается к нему. Рен является патриотом, но не коммунистом. Какая это странная двойственность…
Фанг встал. Беседа затянулась.
– Я сделаю это, мой друг, – сказал он своему гостю. – И сообщу тебе о результатах.
– Спасибо, товарищ министр. – Рен поклонился и вышел из кабинета. Настроение у него не улучшилось, но, по крайней мере, кто-то согласился выслушать его. Непросто ожидать этого от членов Политбюро.
Фанг опустился в кресло и закурил новую сигарету. Затем он протянул руку к чашке чая и задумался на пару минут.
– Минг! – громко позвал он. Через семь секунд – он засёк время по часам – она вошла в кабинет.
– Слушаю, товарищ министр.
– Какие статьи с новостями ты приготовила для меня? – спросил он. Секретарша исчезла ещё на несколько секунд и вернулась, держа в руках несколько листов бумаги.
– Вот, товарищ министр. Я их только что отпечатала. Вот эта статья может показаться вам особенно интересной.
«Эта статья» была первой страницей «Уолл-стрит Джорнэл». Она называлась «Крупные перемены в китайском бизнесе?». Знак вопроса был чисто риторическим, увидел министр, прочитав первый параграф. Рен был прав. Ему придётся обсудить эту проблему с остальными членами Политбюро.
* * *
Проверка качества танковых стрельб была для Бондаренко не менее важным событием.
На вооружении танковых бригад состоял новейший вариант тяжёлого танка Т-80 УМ. Он уступал тяжёлому танку Т-99, который только что начали производить, но у него, однако, была неплохая система управления огнём, и этим он превосходил предыдущие модели.
Танковое стрельбище было простым до предела. Цели, расположенные на заранее известных фиксированных расстояниях, представляли собой большие белые картонные панели с нарисованными на них чёрными танковыми силуэтами. Многие наводчики ни разу не стреляли боевыми снарядами после окончания танкового училища – таков был уровень подготовки в Российской армии. Ярости генерала не было предела.
Оказалось, что ярость может быть ещё большей. Бондаренко наблюдал за стрельбой одного танка, который вёл огонь по цели, расположенной в тысяче метров. Для стрельбы из танка такое расстояние равносильно плевку, но на его глазах сначала первый, потом ещё два трассирующих снаряда не попали в цель, не долетев до неё. Наконец четвёртым выстрелом цель была поражена – снаряд попал в верхний правый угол. Добившись такого успеха, танк переключился на стрельбу по другой цели, на расстоянии тысяча двести метров, и дважды промахнулся, зато третий снаряд попал в самую середину нарисованного танка.
– Совсем неплохо, – заметил полковник Алиев, стоящий рядом.
– Если не считать, что танк вместе с экипажем взорвался девяносто секунд назад, – ответил генерал, сопроводив замечание грубым ругательством. – Вам приходилось видеть, что происходит, когда взрывается танк? От экипажа ничего не остаётся, кроме жареного мяса. Причём очень дорогого жареного мяса.
– Они впервые ведут огонь из танков, – сказал Алиев, надеясь успокоить своего босса. – У нас ограниченное количество учебных снарядов, и они не такие точные, как боевые.
– Сколько у нас боевых снарядов?
Алиев улыбнулся.
– Миллионы. – У них было фактически несколько складов, до предела наполненных боевыми танковыми снарядами, произведёнными в семидесятых годах.
– Тогда распорядитесь выдать всем танкам боевые снаряды, – приказал генерал.
– Москве это не понравится, – предостерёг Алиев.
– Я приехал сюда не для того, чтобы кому-то нравиться, Андрей Петрович. Моя задача – защищать страну. – Наступит время, и он встретится с идиотом, который приказал заменить заряжающего танкиста автоматической системой подачи. Эта система действовала медленнее человека, и в результате в экипаже танка стало меньше на одного танкиста, который мог бы помочь исправить повреждение. Неужели инженерам так и не пришло в голову, что танки действительно будут вести огонь в настоящем бою? Нет, этот танк был спроектирован без учёта мнения военных, как и все остальное советское вооружение. Это, по-видимому, и объясняло, почему так много боевых механизмов выходило из строя – или, что ещё хуже, наносило урон тем, кто пользовался ими. Подобно тому, как топливный бак разместили внутри БТР. Как им не пришло в голову, что член экипажа может выскочить из повреждённой машины и при этом даже уцелеть, чтобы продолжать бой в качестве пехотинца? Уязвимость танков было первым, что узнали афганцы о советских моторизованных войсках… и сколько русских парней сгорели из-за этого? Ничего, – подумал Бондаренко, – теперь у меня новая страна, у России всегда были талантливые инженеры, и через несколько лет у нас появится вооружение, достойное солдат, которые сражаются с этим оружием в руках. – Андрей, есть в нашей армии хоть что-то исправное?