– В чем она заключается? – спросил Райан.
– Думаю, мы можем легко схватить их за яйца и прижать. ЦРУ не согласно со мной, но, по мнению Марка, их запасы конвертируемой валюты подходят к концу.
– Вот как? – удивился президент, помешивая кофе.
Уинстон выразительно кивнул.
– Ты ведь помнишь, что Марк занимается у меня технической стороной дела. Он здорово справляется с моделированием экономики на компьютере. Я поручил ему и его маленькой группе следить за различными проблемами. Кроме того, я пригласил принять участие в работе профессора экономики Мортона Зильбера из университета Брауна, он хорошо разбирается в микрочипах. Короче говоря, Марк внимательно изучил экономику КНР и пришёл к выводу, что они вот-вот перешагнут край Великого Каньона, потому что тратят валюту слишком быстро, главным образом на вооружение и оборудование тяжёлой промышленности, способное производить танки и другие машины. Они повторяют старое коммунистическое стремление, направленное на тяжёлое машиностроение. А вот на электронику обращают куда меньше внимания. У них есть небольшие фирмы, выпускающие электронные игры и тому подобное, но эти товары не применяются дома, их продают за границей. Исключением является созданная ими новая компьютерная фабрика, пользующаяся изобретением нашей компании «Делл».
– Значит, по твоему мнению, нам следует засунуть это им в задницу во время торговых переговоров?
– Между прочим, сегодня я собираюсь дать Скотту Адлеру такую рекомендацию во время ланча, – согласился министр финансов. – Их неоднократно предупреждали, но на этот раз мы нажмём на них как следует.
– Вернёмся к их конвертируемой валюте. Ты говоришь, у них плохая ситуация с ней?
– Марк считает, что они уже порядочно задолжали.
– Сидят в яме? На какую сумму? – спросил президент Соединённых Штатов.
– Он говорит, что их долг составляет по меньшей мере пятнадцать миллиардов. Они выпустили заём, главным образом заняли у германских банков, но немцы не говорят об этом. Мы не знаем почему. Это могло быть обычной трансакцией, но или немцы, или КНР хотят хранить это в тайне.
– Вряд ли это желание немцев, как ты считаешь? – спросил Райан.
– Нет, наверно. Наоборот, это поддерживает репутацию их банков. Значит, китайцы хотят скрыть факт своего долга.
– У нас есть возможность проверить это?
– У меня есть друзья в Германии. Я могу расспросить их или попросить друга прощупать обстановку. Пожалуй, второе лучше. Теперь все знают, что я вхожу в состав федерального правительства, и потому моим запросам придаётся зловещий смысл, – заметил Уинстон с лукавой улыбкой. – В общем, сегодня у меня ланч со Скоттом. Что сказать ему относительно торговых переговоров?
Райан задумался. Это был один из тех моментов – он думал о них, как о пугающих моментах, – когда его слова определят политику всей страны и, возможно, политику других стран. Было легко дать ответ, не подумав, сказать первое, что придёт в голову, но он не мог поступить так. Такие моменты слишком важны, их политические последствия слишком велики, и он не может позволить себе принимать политические решения, руководствуясь прихотью. Такой вопрос нужно обдумать быстро, разумеется, но тщательно.
– Мы хотим, чтобы Китай понял, что мы требуем такого же доступа на их рынки, какой они имеют на наши. Мы не потерпим нарушения наших прав и не допустим незаконного использования продукции наших компаний без соответствующей компенсации. Джордж, я хочу, чтобы игровое поле было ровным и справедливым для всех. Если они откажутся играть по правилам, нам придётся принять строгие меры, от которых пострадает их экономика.
– Это справедливо, господин президент. Я передам вашу точку зрения Государственному секретарю. Хотите, я передам ему и это? – спросил Уинстон, указывая на папку с документами «ЗОРГЕ».
– Нет, Скотт получит свою версию документов. И я прошу тебя, Джордж, будь очень, очень осторожен. Если произойдёт утечка информации, жизнь агента будет в опасности, – предупредил «Торговца» «Фехтовальщик», намеренно маскируя источник под видом мужчины и потому вводя в заблуждение своего министра финансов. Но это тоже был бизнес, ничего личного.
– Я положу это в свой сейф. – Оба знали, что сейф министра финансов очень надёжное место. – Приятно читать переписку другого парня, верно?
– Да, это отличный способ получения разведывательной информации, – согласился Райан.
– Парни из Форт-Мид неплохо поработали, правда? Сумели подключиться к чьему-то сотовому телефону через спутник, а?
– Источники и методы – тебе действительно не нужно знать это, Джордж. Всегда существует шанс, что ты случайно упомянешь об этом человеку, которому знать такую информацию не следует. В этом случае жизнь источника будет на твоей совести. Верь мне, этого лучше избегать.
– Понял тебя, Джек. Ну, мне пора начинать рабочий день. Спасибо за кофе и булочки, босс.
– Буду рад угостить тебя в любое время, Джордж. Увидимся. – Райан вернулся к своему дневному графику встреч. Министр финансов вышел в коридор, отсюда он спустится вниз, пройдёт по лужайке, потому что Западное крыло не было непосредственно связано с Белым домом, снова войдёт внутрь и по подземному туннелю вернётся в Министерство финансов.
За дверью Овального кабинета агенты Секретной службы тоже ознакомились со списком гостей, но их экземпляр включал также результаты проверки, проведённой компьютером Национального центра информации, чтобы быть уверенными, что ни один обвинённый в убийстве человек не будет допущен в святая святых Соединённых Штатов Америки.
Скотта Адлера считали слишком молодым и недостаточно опытным для такой должности, но это было мнение политических деятелей, претендующих на эту работу, сумевших добраться до вершины с помощью интриг, тогда как Адлер стал профессиональным дипломатом после окончания школы закона и дипломатии Флетчера в университете Тафта двадцать шесть лет назад. Те, кто часто видел его за работой, рассматривали его как очень проницательного дипломата, а те, с кем он играл в карты – Адлер любил играть в покер перед важной встречей или ответственными переговорами, – думали, что этому сукину сыну поразительно везёт.
Его кабинет на седьмом этаже Государственного департамента был просторным и комфортабельным. За письменным столом стоял открытый шкафчик с обычным набором фотографий в рамках – жена, дети и родители. Он не любил сидеть за столом в пиджаке, поскольку считал, что пиджак стесняет движения и мешает работе. Этим он приводил в негодование некоторых высокопоставленных бюрократов в Государственном департаменте, рассматривавших такое поведение как совершенно неуместную вольность. Он, конечно, надевал пиджак для важных встреч с иностранными дипломатами, но не считал, что внутренние рабочие совещания достаточно важны, чтобы причинять себе неудобство.