— Я рад, что это уже позади. По мнению Дэна, я вёл себя правильно, — Райан пожал плечами. — Когда мистер Эванс показал нам тюремную башню, я пожалел, что она теперь уже не используется по назначению, — добавил Райан, вспомнив выражение лица Миллера. «Интересно, где он сейчас? В своей камере? Думает обо мне? — Райан допил пиво. — Уверен, что так оно и есть».
— Простите?
— Этот Миллер. Жаль, что ему тут нельзя привести в порядок причёску.
Халлстон холодно усмехнулся.
— Вряд ли кто-нибудь тут не согласен с вами. Мы бы тут легко нашли добровольцев помахать топором.
— Можно было бы тащить жребий, Боб, — сказал Мюррей, протягивая Джеку очередную кружку пива. — Вы ещё не выбросили его из головы, Джек?
— Мне никогда не приходилось встречать таких.
— Он в тюрьме, Джек, — сказала Кэти.
— Да, я знаю.
«Так почему он все не выходит у тебя из головы? — спросил себя Джек. — К чёрту его! К чёрту все это!»
— Отличное пиво, сержант.
— Из-за него они и рвутся на эту работу, — усмехнулся Мюррей.
— Это одна из причин, — Халлстон прикончил свою кружку. — Ну, что же почти пора.
Джек залпом проглотил своё пиво. Вновь появился Эванс, и они вышли на улицу — воздух был по-ночному свеж. Небо было ясным, луна светила вовсю. Там и сям поблёскивали огни редких фонарей. Джек удивился тишине — в самом центре города, а тихо, как у него дома. Он взял Кэти под руку, и Эванс повёл их по направлению к Кровавой башне. Возле Ворот предателя уже собралась небольшая толпа, и один из стражей Тауэра объяснял им, что они должны соблюдать тишину и ничего не фотографировать. Там стоял часовой и ещё четверо вооружённых гвардейцев — их дыхание клубилось, голубоватое от подсветки фонарей. И это был единственный признак того, что они живые существа. А то можно было бы подумать, что это каменные изваяния.
— Сейчас, — прошептал Мюррей.
Откуда-то спереди донёсся звук запираемой двери. Трудно было что-то разглядеть — уже сгустилась тьма, а свет фонарей был слишком тусклым. Потом Джек услышал, как позвякивает связка ключей — словно колокольчики в такт чьим-то шагам. Потом появилась какая-то светящаяся точка. Она все росла и росла, пока не превратилась в квадратной формы фонарь, внутри которого горела свеча, — его нёс Том Хьюс, начальник стражи. Звук его шагов был чёток, как метроном, спина — пряма, как шомпол. Через минуту к нему, печатая шаг, примкнули четверо солдат. Торжественным маршем они направились дальше, в туннельную тьму. Звяканье ключей и клацанье кованых сапог по мостовой служило им аккомпанементом.
Как они запирали ворота, слышно не было, но через несколько минут снова послышалось звяканье ключей и запрыгал свет фонаря. От всего этого так и несло необъяснимым романтизмом. Джек обнял жену за талию и прижал к себе. Она подняла на него глаза.
— Люблю тебя, — прошептал он.
Звяканье ключей опять приближалось к ним.
Часовой, справа от них, вскинул ружьё и крикнул:
— Стой! Кто идёт?
Том Хьюс крикнул в ответ пароль:
— Ключи!
— Чьи ключи? — требовательно спросил часовой.
— Ключи королевы Анны!
— Дорогу несущим ключи королевы Анны! — часовой вернул ружьё в исходное положение.
Четверо стражей с Хьюсом посредине миновали пост и свернули налево, по направлению к Зелёной башне. Райан и Кэти последовали за ними. На вершине склона, возле Зелёной Башни, Хьюза и сопровождающих его гвардейцев встретил отряд стрелков и горнист. Хьюз и гвардейцы остановились. Отряд приставил ружья к ноге, а начальник стражи обнажил голову.
— Боже, храни королеву Анну!
— Аминь! — откликнулись гвардейцы и стрелки. Горнист протрубил отбой. Эхо запрыгало по древним камням, извещая о конце дня. Как круги от брошенного в воду камня, последние печальные ноты поплыли куда-то вдаль и растворились там в безбрежье ночной тиши. Райан наклонился и поцеловал Кэти.
— Каждый вечер с двести сорокового года? — спросил Джек.
— С одним перерывом — во время войны с наци. Немецкая бомба попала прямо на территорию Тауэра во время этой церемонии. Начальника стражи отбросило взрывной волной, и свеча в фонаре потухла. Ему пришлось снова зажечь её, чтобы довести церемонию до конца, — сказал Эванс. То, что начальник стражи был ранен, к делу не относилось. Есть вещи более важные, нежели это. — Ну, заглянем снова в пивную?
— У нас дома нет ничего похожего на это, — тихо сказала Кэти.
— Для этого Америка ещё недостаточно стара, не так ли?
— Неплохо бы нам тоже обзавестись такого рода церемониями, — сказал Джек.
Мюррей кивнул, соглашаясь.
— Да, что-нибудь такое, что напоминало бы нам, зачем мы тут, на земле.
— Традиция — важная вещь, — сказал Эванс. — Солдату традиция порой помогает выстоять. Это больше, чем ты сам, больше, чем твои товарищи… Это то, что существует не только для солдат. Это для всех.
— Точно, — сказала Кэти. — Так же и в медицине.
— И в морской пехоте, — поддакнул Джек. — Но мы не нашли этому столь красочного выражения, как вы тут.
— У нас было больше практики, — Эванс открыл дверь в пивную. — А кроме того, тут помогает и наше пиво.
— Вам бы ещё научиться должным образом готовить мясо… — сказал, обращаясь к Эвансу, Джек.
— А ну-ка, Джек, врежьте им всю правду, — хмыкнул Мюррей.
— Ещё пива моему собрату из морской пехоты, — кто-то протянул Райану кружку.
— Берт — один из морских пехотинцев, о которых я вам говорил, — пояснил Эванс.
— Я никогда не отзываюсь плохо о тех, кто выставляет мне пиво, — сказал Райан Берту.
— Невероятно разумно! Вы уверены, что были всего лишь лейтенантом?
— И всего три месяца, — сказал Джек и рассказал о вертолёте.
— Это просто невезуха. Ох, уж эти несчастные случаи на ученьях! — сказал Эванс. — Опаснее, чем на фронте.
— Так вы что, ребята, вроде гидов тут?
— Это только часть нашей работы, — вступил в разговор ещё один охранник. — Это неплохой способ за всем тут наблюдать, а также просвещать приблудных лейтенантов. Как раз на прошлой неделе я толковал тут с одним из Уэльской стражи — он не все понимал, как надо делать, и я дал ему одну идею.
— Очень даже верную, — согласился Эванс. — О том, что прежде чем стать офицером, надо побыть в солдатах. Кто сказал, что в Белом Доме самые лучшие дипломаты?
— Я никогда не чувствовал себя полностью бесполезным в качестве второго лейтенанта, — улыбнулся Джек.
— Всё зависит от точки зрения, — вставил другой охранник Тауэра. — Судя по тому, как вы вели себя на Молу, вы в армии были бы на уровне.