– От звуков пе-е-есни горы оживаают, – ужасно фальшивя, пел Доминик.
– Если ты так же поешь в церкви, бог когда-нибудь надаёт тебе по заднице, – предупредил Брайан, вытаскивая карты Вены и её пригородов.
Городские улицы можно было сравнить разве что с крысиными норами. Столица Австрии – Osterreich – была основана как лагерь римских легионов, и прямые участки были ровно такими, чтобы легион мог пройти перед tribunus militaris – своим командиром – парадным маршем в честь дня рождения императора. На карте бросались в глаза внутренние и внешние кольцевые дороги, проложенные, вероятно, на месте средневековых стен. Сюда много раз приходили турки, рассчитывавшие присоединить Австрию к своей империи, но эта мелкая деталь военной истории не входила в программу чтения будущего офицера морской пехоты. Население по большей части придерживалось католической веры, потому что это была религия королей и императоров из правившего дома Габсбургов, но религиозность отнюдь не помешала австрийцам истребить достаточно заметное и преуспевающее еврейское меньшинство после того, как Гитлер включил Osterreich в Великий германский рейх.
Это произошло после референдума об аншлюсе в 1938 году. Гитлер родился именно здесь, а вовсе не в Германии, как принято считать, и австрийцы воздали ему за это высшей лояльностью, сделавшись, в известной степени, едва ли не большими нацистами, чем сам Гитлер. По крайней мере, так утверждала объективная история, не сообщая, впрочем, о современных умонастроениях австрийцев. Австрия оказалась единственной страной в мире, где фильм «Звуки музыки» не имел кассового успеха; возможно, из-за неблагоприятных отзывов о нацистской партии.
При всём этом Вена выглядела все тем же имперским городом – с широкими зелёными бульварами, классической архитектурой и весьма респектабельными гражданами.
Брайан без особого труда нашёл путь к гостинице «Империал Картнер-ринг». При взгляде на это здание поневоле закрадывалась мысль, что оно намеревалось составить конкуренцию всемирно известному дворцу Шенбрунн.
– Альдо, ты должен признать, что они выбирают для нас довольно приличные места, – заметил Доминик.
А внутри отель выглядел ещё роскошнее – позолоченная лепнина, лакированное резное дерево, и все как будто сделано руками мастеров, специально привезённых из Флоренции эпохи Возрождения. Вестибюль не производил впечатления просторного, но стол портье притягивал к себе взор, так как вокруг него стояли, словно в карауле, люди в униформе, говорившей об их принадлежности к штату гостиницы так же однозначно, как синяя парадная форма говорила о том, что её хозяин служит в морской пехоте.
– Добрый день, – приветствовал вошедших портье. – Вас зовут Карузо?
– Совершенно верно, – сказал Доминик, удивлённый экстрасенсорными способностями австрийца. – У вас должны были забронировать номера для нас с братом.
– Да, сэр, – с почтительным энтузиазмом ответил портье. Его английский был изумительно правилен, достоин выпускника Гарварда. – Два смежных номера с окнами на улицу.
– Замечательно. – Доминик вынул чёрную карту «American Express» и протянул её служащему.
– Благодарю вас.
– Для нас не было каких-нибудь сообщений? – спросил Доминик.
– Нет, сэр, – заверил его портье.
– Не могли бы вы сделать так, чтобы кто-нибудь из служащих занялся нашим автомобилем? Мы взяли его в аренду, но не знаем точно, будем ли и дальше пользоваться им или нет.
– Конечно, сэр.
– Спасибо. Можно ли нам взглянуть на наши комнаты?
– Да. Они на первом – прошу прощения, на втором этаже, как принято считать у вас в Америке. Франц, – не повышая голоса, позвал он.
Английский язык посыльного оказался ничуть не хуже, чем у портье.
– Сюда, пожалуйста, джентльмены.
Подниматься пришлось не на лифте, а по покрытой алым ковром лестнице, на площадке которой красовался портрет в полный рост какого-то очень важного мужчины в белой военной униформе и с красивыми большими бакенбардами, окаймляющими лицо.
– Кто это такой? – спросил Доминик у провожатого.
– Император Франц-Иосиф, сэр. Он посетил гостиницу после её открытия в девятнадцатом столетии.
– А-а... – Это объясняло местную атмосферу и порядки. А критиковать их, конечно же, не стоило. Ни в коем случае.
Через пять минут их вещи были размещены в комнатах. Брайан сразу же пришёл в номер брата.
– Будь они прокляты, да ведь здесь роскошнее, чем на жилом этаже Белого дома.
– Ты так думаешь? – осведомился Доминик.
– Дурень, я это знаю. Потому что был там. Дядя Джек пригласил меня туда после того, как я стал офицером... нет, раньше – когда я закончил Базовую школу. Чёрт возьми, – это место кое-чего стоит. Хотел бы я знать – чего?
– Во всяком случае, оно есть на моей карте, а наш друг живёт по соседству, в «Бристоле». В охоте на богатых ублюдков есть что-то интересное, скажешь, нет? – Решительно вернув разговор в деловое русло, Доминик вытащил из сумки ноутбук. «Империал» давно уже посещали постояльцы, привыкшие пользоваться компьютерами, и потому здесь всё было подготовлено для пользователей Интернета. В считанные секунды Доминик загрузил новый файл. В Мюнхене он только бегло просмотрел его. Теперь же изучил, не торопясь, вчитываясь в каждое слово.
* * *
Грейнджер тщательно всё обдумал. Джерри хотел приставить к близнецам няньку и, похоже, не собирался отказываться от этой мысли. В разведывательном отделе, возглавляемом Риком Беллом, было много хороших людей, работавших когда-то в ЦРУ и в других местах, но все они были слишком старыми для того, чтобы сойти за подходящих компаньонов для таких молодых парней, как близнецы Карузо. Если молодые люди двадцати пяти с небольшим лет будут мотаться по Европе в обществе старика под шестьдесят, это покажется странным и привлечёт внимание к этой группе. Так что лучше взять кого-то помоложе. Таких здесь немного, но всё же... Он поднял телефонную трубку.
* * *
Фа'ад находился всего в трех кварталах от братьев Карузо, на третьем этаже гостиницы «Бристоль», весьма фешенебельной и прославленной изумительным помещением ресторана, соответствующей кухней и близостью к Оперному театру, расположенному напротив и знаменитому, в свою очередь, тем, что с ним была связана жизнь Вольфганга Амадея Моцарта, который до своей безвременной смерти, случившейся здесь же, в Вене, был придворным музыкантом Габсбургов. Но история меньше всего на свете интересовала Фа'ада. Зато текущие события он переживал очень глубоко. Смерть Анаса Али Атефа, происшедшая у него прямо на глазах, буквально потрясла его. Это было совсем не то же самое, что смерть неверных, на которую можно было смотреть по телевизору и посмеиваться про себя (а иногда, если обстановка позволяла, и вслух). А ведь ему пришлось стоять там и смотреть, как жизнь незримо утекает из тела его друга, наблюдать, как немцы – медики «Скорой помощи» – безуспешно борются за его жизнь, несомненно, делая все, что было в их силах, даже для человека, которого они, вероятнее всего, должны были презирать. Это оказалось крайне неожиданным для него. Да, они были немцами и всего лишь выполняли свои служебные обязанности, но выполняли их с величайшей добросовестностью, если не самозабвенно, а потом они поспешно доставили его товарища в ближайшую больницу, где немецкие доктора, вероятно, столь же старательно продолжали бороться за его жизнь, но всё же потерпели неудачу. Он ожидал в холле, куда к нему вышел доктор и печальным голосом сообщил ему новость, сказав без особой необходимости, что они сделали всё возможное, что, похоже, у его друга произошла острая сердечная недостаточность и что будет проведено лабораторное исследование, чтобы удостовериться, что действительно смерть наступила именно по этой причине, а потом спросил, как связаться с семьёй умершего, если таковая вообще имеется, и кто заберёт тело после того, как будет сделано вскрытие. Самая поразительная черта немцев – это величайшая дотошность во всём. Фа'ад сделал все необходимые звонки, после чего поспешил на поезд до Вены, где, сидя на месте первого класса – очень удачно: без соседей, – пытался прийти в себя после ужасного события.