— Тогда нужно было спросить!
— Не вижу причины для споров, Манфред. Ты выбрал неудачное время, чтобы выразить свое нетерпение. Мы соблюдаем график.
Фромм знал, что молодой араб не понимает его. Кульминационный момент честолюбивых стремлений всей его жизни мог уже наступить!
— За работу!
Потребовалось еще десять часов, пока последний, семидесятый, взрывной блок встал на место. Госн присоединил провод к соответствующей клемме, и это завершило сборку. Он протянул руку немецкому инженеру, и они обменялись рукопожатием.
— Примите мои поздравления, герр Фромм.
— Ja. Спасибо, герр Госн. Теперь нам осталось только заварить корпус бомбы, откачать воздух, чтобы создать вакуум, — да, извините, тритий. Как я мог забыть об этом? Кто займется сваркой? — спросил Манфред.
— Я сам. Я — специалист по сварке.
Верхняя часть корпуса заканчивалась широким фланцем, необходимым для того, чтобы обеспечить безопасность работ. Его уже проверили на плотность стыковки. Техники занимались не только точной обработкой взрывного ядра устройства. Каждая деталь — за исключением той, единственной, — была обработана в соответствии со спецификациями Фромма, и корпус бомбы уже подвергся самой тщательной проверке. Крышка закрывалась герметично подобно корпусу часов.
— Ввести тритий будет несложно.
— Да, я знаю. — Госн жестом пригласил немецкого инженера выйти из мастерской наружу. — Значит, вы полностью удовлетворены конструкцией и качеством сборки бомбы?
— Полностью, — уверенно заявил Фромм. — Она взорвется в полном соответствии с моими предсказаниями.
— Отлично, — произнес Куати, стоявший у входа с одним из телохранителей.
Услышав голос командира, Фромм обернулся. Грязные, неряшливые люди эти арабы, подумал он, однако в них есть, чем восхищаться. Он посмотрел на темную долину. Смеркалось, и рассмотреть детали ландшафта было трудно. Какая здесь сухая и негостеприимная земля, зато чистое и безоблачное небо. Фромм посмотрел на бесчисленные звезды, покрывающие небосвод. Здесь куда больше звезд, чем можно разглядеть в Германии, особенно в ее восточной части, где воздух особенно отравлен. Фромм подумал о том, что мог бы стать астрофизиком, выбрать путь такой близкий к избранному им.
Госн стоял позади немца. Он повернулся к Куати и кивнул. Командир сделал такой же жест своему телохранителю, которого звали Абдулла.
— Итак, остался только тритий, — произнес Фромм, не поворачивая головы.
— Да, — ответил Госн. — Я могу сделать это сам.
Фромм хотел добавить, что прежде нужно сделать еще кое-что. Он не расслышал шагов Абдуллы у себя за спиной. Совершенно беззвучно охранник вытащил из-за пояса пистолет с глушителем и с расстояния в метр направил его в затылок Фромма. Немецкий инженер начал поворачиваться, чтобы объяснить Госну, как поступить с тритием, но не успел. Абдулла уже получил приказ… Он знал, что смерть должна быть безболезненной — так же, как и для техников. Конечно, жаль, что это необходимо, подумал Куати, но другого выхода не было. Ничто из этого не имело значения для Абдуллы, который всего лишь выполнял приказ. Он мягко, привычным движением нажал на спусковой крючок, раздался тихий выстрел. Пуля вошла в затылок Фромма и, пробив голову, вышла через лоб. Немец рухнул на землю, умерший мгновенно. Из раны брызнула кровь, но фонтан ее ударил в сторону, не испачкав одежду Абдуллы. Он подождал, пока кровь не перестала хлестать из раны, и подозвал двух других охранников, чтобы отнести тело в стоявший неподалеку грузовик. Немецкого инженера похоронят вместе с техниками. Это по крайней мере справедливо. Все эксперты будут покоиться в одной могиле.
— Жаль, — тихо произнес Госн.
— Согласен, но как, по-твоему, можно было использовать его в будущем?
Ибрагим покачал головой.
— Никак. Он стал бы для нас тяжким бременем. Верить ему нельзя. Он продажен и к тому же неверный. Вдобавок он уже выполнил то, что нам было нужно.
— А бомба?
— Она взорвется, когда понадобится. Я двадцать раз проверил расчеты. Ее конструкция много лучше, чем мог бы спроектировать я сам.
— А что там относительно трития?
— Он в батареях. Нужно всего лишь нагреть их и выпустить газ. Затем газ закачаем в два резервуара. Все остальное тебе известно.
— Ты объяснял это, но без подробностей, — проворчал себе под нос Куати.
— Эту работу можно выполнить в школьной лаборатории. В ней ничего сложного.
— Почему Фромм оставил ее напоследок?
Госн пожал плечами.
— Что-то должно выполняться в последнюю очередь, а это — простая работа. Может быть, поэтому. Если хочешь, я могу заняться ею прямо сейчас.
— Хорошо, действуй.
Куати внимательно наблюдал за движениями Госна. Одну за другой тот поставил батареи в микроволновую печь, установив самый низкий уровень нагрева. Вакуум-насос через металлическую трубку по очереди отсасывал газ из каждой батареи. На всю процедуру потребовалось меньше часа.
— Фромм обманул нас, — заметил Госн, закончив работу.
— Как обманул? — обеспокоенно спросил Куати.
— Командир, здесь почти на пятнадцать процентов больше трития, чем он обещал. Тем лучше.
Следующий этап был еще проще. Госн тщательно проверил герметичность каждого резервуара — уже в шестой раз, молодой инженер многому научился у своего немецкого учителя, — затем перекачал тритий в предназначенные для него резервуары. Клапаны были закрыты и заперты болтами со шплинтами, чтобы при транспортировке они не открылись от тряски.
— Готово, — объявил Госн. Охранники с помощью потолочной лебедки подняли верхнюю крышку корпуса бомбы и опустили ее на фланец. Крышка точно встала на свое место. Госну потребовался час, чтобы приварить ее. Затем он проверил герметичность корпуса и присоединил к нему вакуум-насос Лейболда.
— Что ты собираешься делать сейчас?
— По расчетам нам потребуется вакуум в одну миллионную атмосферного давления.
— И ты можешь сделать это? Разве не повредит…
Госн заговорил совсем как Фромм, чему оба изрядно удивились:
— Прошу вас, командир, подумайте. На всех нас давит воздух. Он не в состоянии раздавить вас и не сможет раздавить этот стальной корпус. Насос будет работать несколько часов, и у нас появится возможность еще раз проверить герметичность и прочность корпуса бомбы. — Госн знал, что это проверялось уже пять раз. Даже без сварного шва корпус был достаточно герметичен. Теперь, превратившись в сплошной металл, он готов был к миссии, для которой предназначался. — А сейчас следует поспать. Насос будет работать и не требует присмотра.
— Когда все будет готово для перевозки?
— К утру. А когда отплывает корабль?