— В Беннингтоне. Я была на первом курсе, а вы преподавали политологию.
— Вот как? Удивительно, как вы это помните. — Лиз дала понять, что столь малозначащие подробности не для нее.
— Такое было время, — улыбнулась Кэти. — Фундаментальные дисциплины в медицине — дело нелегкое. Нам приходилось главное внимание уделять основным курсам. А все второстепенное — побоку, тем более что отличные отметки были гарантированы.
Выражение лица Эллиот не изменилось.
— Не помню, чтобы я просто так раздавала хорошие отметки.
— Ну, почти просто так. Достаточно было запомнить, что вы говорили на лекциях, и затем повторить слово в слово. — Улыбка Кэти стала еще приветливее.
Бобу Хольцману хотелось отступить назад, но он удержал себя. Глаза его жены расширились — она быстрее мужа поняла происходящее. Была объявлена война, и битва обещала быть весьма жестокой.
— А что случилось с доктором Бруксом?
— С кем? — спросила Лиз.
Кэти повернулась к Хольцманам.
— Да, в семидесятые годы времена были действительно другие, правда? Доктор Эллиот только получила степень магистра, а кафедра политических наук — как это лучше сказать? — ну, увлекалась левыми взглядами. Тогда это казалось модным. — Она снова повернулась к Элизабет Эллиот. — Неужели вы забыли доктора Брукса и доктора Хеммингса? Запамятовали, где находился дом, в котором вы жили вместе с ними?
— Не помню. — Лиз изо всех сил старалась сохранить спокойствие. Этому скоро придет конец. Но сейчас она не могла повернуться и уйти.
— Разве не на трех углах, в нескольких кварталах от кампуса?.. Мы звали их братьями Маркс, — хихикнула Кэти. — Брукс никогда не носил носков — и это в Вермонте! Должно быть, из-за этого у него всегда была капля на носу, а Хеммингс не мыл голову. Да, это была кафедра — только держись. Потом доктор Брукс перешел в Беркли, и вы, конечно, последовали за ним, чтобы защитить докторскую диссертацию. Вы, наверно, любили работать под его руководством. Скажите, а как сейчас жизнь в Беннингтоне?
— Хорошая, как всегда.
— Я так ни разу и не ездила на встречи выпускников, — заметила Кэти.
— Да и я не была там в прошлом году, — ответила Лиз.
— Так что же произошло с доктором Бруксом? — настаивала Кэти.
— По-моему, он преподает в Вассаре.
— А, вы поддерживаете с ним контакт? Готова поспорить, он все еще не пропускает ни одной юбки. Гордость радикала. Вы часто встречаетесь?
— Ни разу за последние пару лет.
— Мы так и не могли понять, что вы в нем нашли, — заметила Кэти.
— Бросьте, Кэролайн, все мы не были в то время девственницами.
Кэти отпила глоток шампанского.
— Это верно, времена были другими, и мы совершали массу глупостей. Но мне повезло. Джек сделал меня порядочной женщиной.
Началось! — подумала Либби Хольцман.
— Не у всех есть на это время.
— И как только вы обходитесь без семьи, не представляю. Я бы не вынесла одиночества.
— По крайней мере мне не приходится беспокоиться о неверном муже, — ледяным тоном заметила Лиз, прибегая к испытанному оружию и не зная, что оно больше не заряжено.
Кэти сочувственно улыбнулась.
— Да, некоторым приходится беспокоиться об этом. К счастью, меня эта чаша миновала.
— Разве какая-нибудь женщина может быть уверена в этом?
— Только дура остается в неведении. Если знаешь своего мужа, — объяснила Кэти, — у тебя нет сомнений в том, на что он способен и на что — нет.
— И вы действительно так уверены в себе? — спросила Лиз.
— Конечно.
— Считается, что жена узнает об измене мужа последней.
Кэти слегка наклонила голову.
— Это философская дискуссия или вы хотите сказать мне что-то в лицо вместо того, чтобы говорить за моей спиной?
Господи! Боб Хольцман чувствовал себя зрителем на схватке боксеров-профессионалов.
— Неужели у вас создалось такое впечатление? Прошу извинить меня, Кэролайн.
— Ничего страшного, Лиз.
— Извините, но я хотела бы, чтобы ко мне обращались…
— Я тоже предпочитаю, чтобы ко мне обращались — «профессор», я ведь доктор медицины. Больница Джона Хопкинса, и все такое.
— Мне казалось, вы адъюнкт-профессор.
Доктор Райан кивнула.
— Совершенно верно. Мне предложили должность профессора в Виргинском университете, однако тогда пришлось бы переехать из дома, в котором мы сейчас живем, перевести детей в другую школу и, разумеется, возник бы вопрос о карьере Джека. Поэтому я отклонила предложение.
— Вы, наверно, очень заняты.
— Да, у меня немало дел, к тому же я люблю свою работу в Больнице Хопкинса. Мы ведем сейчас перспективную исследовательскую работу, а мне нравится быть в гуще событий. Вам, наверно, было легче перебраться в Вашингтон — вас ничто не удерживало, да и к тому же что нового может быть в политических науках?
— Жизнь, которую я веду, вполне меня устраивает.
— Не сомневаюсь, — ответила Кэти, заметив слабое место и зная, как воспользоваться этой слабостью. — Всегда видно, когда человеку нравится работа.
— А какова жизнь у вас, профессор?
— Трудно желать лучшего. Между прочим, между нами только одно серьезное различие, — сказала Кэролайн Райан.
— Какое именно?
— …Вы не видели, куда исчезла моя жена? Ваша беседует с Хольцманами и Элизабет Эллиот. Интересно, о чем они разговаривают? — произнес Банкер.
— Дома, в постели, я сплю с мужчиной, — ответила Кэти, сладко улыбаясь. — И самое приятное в этом, что мне не приходится менять батареи в вибраторе.
…Джек повернулся и увидел свою жену рядом с Элизабет Эллиот, жемчужное ожерелье которой показалось ему темным — так побледнело ее лицо. Его жена была ниже ростом, чем советник по национальной безопасности, и выглядела девчонкой рядом с Либби Хольцман, но, что бы там ни происходило, Кэти вела себя подобно медведице, защищающей своих медвежат. Ее глаза были устремлены в лицо Эллиот. Он подошел, чтобы узнать, в чем дело.
— Ты здесь, милая.
— А, Джек! — Кэти не отвела глаз от своей цели. — Ты знаком с Либби и Бобом Хольцманами?
— Привет. — Он обменялся с ними рукопожатиями — их взгляды говорили о чем-то, но он не мог понять о чем именно. Миссис Хольцман хотела сказать что-то, но сделала глубокий вдох и, только выдержав паузу, спросила:
— Это вы тот счастливец, что женился на этой женщине? — Вопрос миссис Хольцман позволил Эллиот отвести взгляд в сторону.
— Говоря по правде, это она вышла за меня замуж, — ответил Джек после короткого замешательства.