* * *
— Итак, Ибрагим, что ты думаешь о нашем госте? — спросил Куати.
— Он силен физически, бесстрашен и удивительно хитер, но я не знаю, где мы сможем использовать его, — ответил Ибрагим Госн. Он рассказал, что произошло с ними в Афинах.
— Сломал шею греческому полицейскому? — По крайней мере американец не был подставным лицом — если полицейский действительно умер и все это не оказалось хитроумной уловкой американцев, греков, израильтян или один Бог знает кого.
— Да, как спичку.
— Его связи в Америке?
— Крайне немногочисленны. Американская полиция охотится за ним. По его словам, группа, в которой он состоял, убила трех полицейских, а его брат недавно попал в засаду и погиб от их пуль.
— Да, он умеет выбирать врагов. Образование?
— Формально — никакого, но он умен.
— Что умеет делать?
— Почти ничего — из того, что могло бы нам пригодиться.
— Зато он — американец, — напомнил ему Куати. — Сколько таких у нас в отряде?
Госн кивнул.
— Ты прав, командир.
— Какова вероятность того, что он подослан к нам?
— По моему мнению, очень невелика, но следует проявить осторожность.
— Хорошо. А теперь вот что тебе нужно сделать. — Куати объяснил Ибрагиму ситуацию с израильской бомбой.
— Еще одна? — Он был экспертом в таком деле, но нельзя сказать, чтобы поручение слишком уж ему понравилось. — Я знаю этого крестьянина — старый дурак. Знаю-знаю — его сын воевал против израильтян и тебе самому почему-то нравится этот калека.
— Этот калека спас жизнь нашего товарища. Фази истек бы кровью, если бы торговец не укрыл его в своей лавке. Никто не принуждал его. Это произошло в то время, когда у нас с сирийцами были натянутые отношения.
— Ладно. Все равно мне нечего делать до самого вечера. Понадобится грузовик и несколько человек.
— Наш новый друг, судя по твоим словам, силен физически. Возьми его с собой.
— Слушаюсь, командир.
— И не рискуй понапрасну.
— Иншалла. — Госн сумел почти закончить Американский университет в Бейруте — почти, потому что одного из его преподавателей похитили, а два других воспользовались этим как предлогом, чтобы покинуть Ливан. В результате Госн не сдал последние экзамены и не получил диплом инженера. Правда, он был ему и не нужен. Во время учебы Госн был лучшим учеником в своем классе и узнал из учебников так много, что лекции преподавателей мало ему помогали. Массу времени он проводил в лабораториях, которые делал сам. В движении за освобождение Госн никогда не был активным бойцом и не участвовал в боевых действиях. Он умел пользоваться стрелковым оружием, однако его искусство в обращении с взрывчатыми веществами и электронными приборами было слишком ценным, чтобы рисковать им. Кроме того, Госн выглядел молодо, был привлекателен, кожа его казалась очень светлой, поэтому он много ездил, в том числе и за границу. Обычно его задачей было провести разведку, изучить место будущих операций, составить карту, в чем ему помогали инженерный опыт и отличная память, он принимал решения относительно необходимого снаряжения и обеспечивал техническую поддержку бойцов, которые относились к нему с глубоким уважением — гораздо большим, чем это могло показаться со стороны. Никто не сомневался в его храбрости. Госн доказал это не один раз, обезвреживая невзорвавшиеся снаряды и бомбы, оставленные израильтянами в Ливане, и затем используя полученную из них взрывчатку для изготовления своих собственных бомб. Ибрагим Госн был классным специалистом, и его с радостью приняли бы в любую из дюжины профессиональных террористических организаций в разных странах мира. Он вышел из семьи палестинцев, покинувшей Израиль с появлением еврейского государства в уверенности, что вернется назад, как только арабские армии того времени быстро и легко расправятся с захватчиками. Однако счастливое возвращение постоянно откладывалось, и воспоминания его детства были связаны с переполненными, грязными лагерями для беженцев, где ненависть к Израилю была не менее прочной, чем вера в ислам. По-другому и быть не могло. Израильтяне не обращали на палестинцев внимания потому, что те добровольно покинули свою страну, а другие арабские нации делали вид, что не замечают их, хотя вполне могли бы облегчить жизнь беженцев. Госн и ему подобные превратились в пешки в огромной игре, участники которой никак не могли договориться друг с другом относительно правил. Ненависть к Израилю и всем, кто поддерживает его, была для беженцев таким же естественным актом жизни, как дыхание, а их целью стало изыскать средства покончить с сионистами и их союзниками. Госну и в голову не приходило задуматься о причинах.
Он взял ключи к грузовику «Газ-66», выпущенному в Чехословакии. Эта машина была менее надежна, чем «мерседес», зато достать ее удалось намного легче: несколько лет назад отряд Куати получил грузовик от сирийцев. В кузове была установлена А-образная опора, которую они соорудили сами. Госн сел вместе с американцем в кабину, а еще двое забрались в кузов. Водитель включил двигатель, и грузовик выехал из лагеря.
Марвин Расселл осматривал окружающую местность с интересом охотника, попавшего в новый район. Было жарко, но в общем-то не хуже, чем в бедлендах особенно засушливым летом. Растительность — или скорее ее отсутствие — напоминала ему резервации, где он жил в юности. То, что казалось унылым и мрачным для других, для американца, выросшего в подобной местности, было просто очередной пыльной пустыней. Правда, здесь не возникали такие ужасные грозы и всесокрушающие торнадо, как на американских равнинах. Да и горы были выше, чем плавные холмы дома. Расселлу еще никогда не доводилось бывать в горах. Здесь он увидел их впервые: высокие, сухие и настолько раскаленные, что при подъеме на них трудно дышать. Не всем, тут же подумал Марвин Расселл. Он сумеет забраться на вершину, потому что сильнее и выносливее этих арабов.
С другой стороны, арабы, по-видимому, полагались главным образом на оружие. Тут было столько оружия — сначала он увидел лишь русские АК-47, но вскоре заметил тяжелую зенитную артиллерию, батареи ракет «земля — воздух», танки и самоходные артиллерийские установки, принадлежащие сирийской армии. Госн заметил его интерес и начал объяснять.
— Все это для того, чтобы отразить нападение израильтян, — сказал он, основывая объяснения на том, во что верил сам. — Твоя страна вооружает израильтян, а русские вооружают нас. — Госн решил не говорить о том, сколь ненадежной стала эта помощь.
— На вас нападали, Ибрагим?
— Не раз, Марвин. Они посылают сюда свои бомбардировщики, диверсионные группы. Погибли тысячи моих соотечественников. Понимаешь, нас выгнали с нашей родины. Мы вынуждены жить в лагерях и…
— Понятно, приятель. Там, откуда я приехал, их называют резервациями. — Этого Госн не знал. — Белые вторглись на наши земли, земли наших предков, истребили буйволов, затем послали армию и уничтожили нас. Нападали главным образом на лагеря, где оставались одни женщины и дети. Мы пытались сопротивляться. Даже уничтожили целый полк под командованием генерала Кастора в окрестностях Литл-Биг-Хорн — это название реки, — тогда нами командовал вождь Безумная Лошадь. Но они продолжали теснить нас. Их было слишком много, слишком велик перевес в воинах, оружии. Они отобрали нашу землю, забрали у нас все и оставили ни с чем. Заставили нас жить подобно нищим. Нет, не нищим — подобно животным, словно мы даже не люди, потому что выглядим по-другому, по-другому говорим и у нас другая религия. Все произошло потому, что мы жили на земле, которая была им нужна, и они выбросили нас, словно вымели мусор.