— Элизабет, эти террористы убили семерых агентов Секретной службы. Ее сотрудники охраняют меня, и от них зависит моя жизнь. С моей стороны было бы актом черной неблагодарности и полным идиотизмом помиловать людей, убивших их сослуживцев. — На лице президента едва не появилось выражение беспокойства… «Это и есть твоя принципиальность, Боб?» — спросил его внутренний голос, но ему удалось сдержаться.
— А теперь тебе придется вообще воздержаться от помилования любых преступников — ведь тебя могут обвинить в том, что однажды ты отказал в помиловании из своекорыстных соображений. Ты допустил, чтобы тебя загнали в тупик и перехитрили, — напомнила она. Значит, он действительно хотел завести меня, решила Элизабет и ответила ему тем же. Однако Фаулер не поддался на такую ловушку.
— Элизабет, я, может быть, единственный прокурор в Америке, который не верит в эффективность смертной казни, но мы живем в демократическом государстве, и народ считает ее необходимой. — Он поднял голову от тарелки. — Это были террористы. Не могу сказать, что я был счастлив, когда их казнили, но если кто-нибудь заслуживал такого наказания, то это именно они. В то время я не мог занять иную позицию в этом вопросе. Может быть, во время второго срока. Нужно подождать, когда случай будет подходящим. Политика — это искусство возможного. Это значит, что осуществлять свои цели нужно постепенно, Элизабет. Ты ведь знаешь это не хуже меня.
— Если ты не примешь меры, то когда-нибудь утром проснешься и увидишь, что во главе ЦРУ стоит Райан. Не отрицаю, у него есть способности, но он принадлежит к прошлому. Для того времени, в котором мы живем, Райан уже не годится.
Боже мой, да ведь ты завистливая женщина, подумал Фаулер. Впрочем, у всех нас есть слабости. Пожалуй, хватит играть с ней. Не дай Бог обидеть ее слишком серьезно.
— Что ты предлагаешь?
— Нам нужно незаметно вытеснить его.
— Я подумаю над твоим предложением. Знаешь, Элизабет, давай не будем портить такой день спорами подобного рода, ладно? Как ты собираешься сообщить об условиях договора?
Элизабет откинулась назад и сделала несколько глотков из чашки. Она упрекнула себя за то, что излишне увлеклась и начала требовать уступок от президента слишком рано. Она испытывала острую неприязнь к Райану, но Боб прав, разумеется. Для разговора нужно другое место и другое время. Элизабет знала, что у нее достаточно времени для достижения своих целей и добиваться их следует с немалым искусством.
— Просто покажу им экземпляр договора.
— Думаешь, они смогут так быстро прочитать его? — Фаулер рассмеялся. В средствах массовой информации было полно недоучек.
— Ты бы видел, что говорят о договоре. Передовая статья «Нью-Йорк таймс» передана по телефаксу сегодня утром. Им отчаянно нужна информация. Ради нее пресса готова на все. К тому же я подготовила пояснительные заметки.
— Поступай так, как считаешь нужным, — сказал президент, доедая сосиски. Он взглянул на часы. Сейчас расчет времени имел огромное значение. Разница во времени между Римом и Вашингтоном была шесть часов. Это означало, что подписание договора должно начаться не раньше двух часов дня, чтобы церемония попала в утренние передачи новостей. Однако американский народ предстоит подготовить, следовательно, телевизионщикам нужно представить подробности договора к трем часам восточного поясного времени — иначе они не сумеют полностью освоить материал. Элизабет сообщит подробности договора в девять — через двадцать минут, подумал Фаулер.
— И ты скажешь о роли, которую сыграл Чарли?
— Обязательно. Будет справедливо, если мы подчеркнем его заслуги.
Вот и конец роли Райана в процессе урегулирования отношений на Ближнем Востоке, подумал Боб Фаулер, но промолчал. К тому же Чарли и правда дал толчок этому делу. Фаулера охватило смутное чувство жалости к Райану. Президент тоже считал, что заместитель директора ЦРУ относится к ушедшим временам, но ему было известно все, что совершил Райан в прошлом, и это произвело на него глубокое впечатление. Да и Арни ван Дамм высоко ценил Райана, а Арни разбирался в людях лучше всех в администрации Фаулера. Однако Элизабет занимала пост советника по национальной безопасности, и президент не мог допустить столкновения между нею и заместителем директора ЦРУ. Нет, не мог. Так что все было очень просто.
— Ослепи их, Элизабет.
— Для этого не понадобится особых усилий. — Она улыбнулась ему и вышла.
* * *
Работа оказалась намного труднее, чем он ожидал. Госн подумал, а не позвать ли кого-нибудь на помощь, потом отказался от этой мысли. Часть его славы в организации основывалась на том, что он всегда работал, один и обращался за помощью лишь в тех случаях, когда требовались крепкие спины.
Бомба — или устройство, или подвесной контейнер — оказалась значительно более прочной конструкцией, чем предполагалось. Направив на нее мощные лампы, Госн не спеша очистил и вымыл ее водой. И тут же обнаружил много загадочных деталей. Например, отверстия, заглушенные болтами. Он удалил один из болтов и увидел, что под ним скрывается еще одно электрическое соединение. Особенно удивительным, однако, оказалось то, что корпус бомбы толще обычного. Госну приходилось разбирать подвесное устройство, создающее электронные помехи, которое было изготовлено в Израиле, и он убедился, что, хотя корпус изготовлен из алюминия, а нескольких местах были части из фибергласа или пластика, прозрачные для электронного излучения.
Госн начал работу с люка в корпусе бомбы, скоро понял, что открыть его почти невозможно, и попытался найти другие способы проникнуть внутрь. Однако их не оказалось, и Госн вернулся к люку, недовольный тем, что напрасно потратил несколько часов.
Он сел, выпрямил усталую спину и закурил. Так что же ты собой представляешь? — спросил он, мысленно обращаясь к загадочному предмету.
Теперь ему стало ясно, что этот предмет очень походит на бомбу — да, на бомбу. Тяжелый корпус — почему он не понял с самого начала, что у системы электронного глушения не может быть такого массивного корпуса… Но разве это может быть бомбой? Никаких взрывателей или детонаторов, внутри Госн увидел только электрические провода и разъемы. Нет, это все-таки что-то, связанное с электроникой. Он погасил сигарету о землю и подошел к верстаку.
В распоряжении Госна было множество инструментов, среди них циркульная пила по металлу, работающая на бензиновом моторе. Вообще-то ею полагалось работать вдвоем, однако Госн решил, что справится и один, если возьмется за люк, который тоньше, чем корпус. Он установил глубину разреза в девять миллиметров и включил мотор, с трудом подтащив пилу к люку. Визг пилы был ужасен, особенно после того, как алмазное лезвие начало врезаться в сталь, но вес оказался достаточно велик, чтобы удержать пилу на месте, не допустить ее соскальзывания в сторону. Госн медленно водил пилой по краю люка. Для первого разреза ему потребовалось двадцать минут. Он выключил пилу, положил ее рядом, затем проверил разрез тонкой проволокой.
Наконец! — сказал он себе. Ему удалось проникнуть внутрь корпуса. Сам корпус был гораздо толще — сантиметра четыре, однако люк оказался в четыре раза тоньше. Госн был так доволен успехом, что ему и в голову не пришло задуматься над тем, почему для корпуса устройства электронных помех потребовалась такая толщина закаленной стали. Перед тем как продолжить работу, он надел противошумовые наушники. В ушах у него звенело от визга пилы, и ему не хотелось, чтобы головная боль еще больше затруднила и без того тяжелую работу.