Прошло двенадцать минут, прежде чем танки и боевые машины пехоты ворвались на вершину холма. Учения закончились.
– Неплохо, товарищ генерал. – Сергетов снял защитные наушники. Как хорошо оказаться далеко от Москвы, подумал он, пусть даже на несколько часов. Почему он чувствует себя здесь лучше, совсем как дома, чем в избранном им месте? Может быть, из-за этого молодого генерала? – Насколько я помню, расчетное время таких учений составляет четырнадцать минут. Танки и БМП действовали синхронно. Мне не приходилось видеть штурмовые вертолеты, но и они произвели на меня хорошее впечатление.
– Наибольшее улучшение, товарищ министр, отмечено в координации действий пехоты и артиллерийского огня в заключительной фазе штурма. В прошлом их преследовали постоянные неудачи. На этот раз все прошло надлежащим образом, а это совсем не просто.
– Уж это-то мне хорошо известно, – засмеялся Сергетов. – Рота, в которой я служил, не понесла потерь во время учений, а вот двое моих друзей попали под разрывы снарядов своей артиллерии и получили ранения, к счастью, не смертельные.
– Извините меня, товарищ министр, но мне приятно слышать, что члены нашего Политбюро тоже несли службу в армии. Это намного упрощает ситуацию для нас, бедных солдат. – Алексеев понимал, что неплохо иметь друзей в высших эшелонах власти, а этот министр казался разумным человеком.
– Мой старший сын вернулся с военной службы в прошлом году, а младший тоже будет отбывать воинскую повинность, когда закончит университет.
Генералу Алексееву редко приходилось так удивляться. Он опустил бинокль и взглянул на высокого партийного деятеля.
– Можете не говорить об этом, товарищ генерал, – улыбнулся Сергетов. – Да, я знаю, что слишком мало детей высокопоставленных партийных чиновников проходят службу в армии. Я выступал против этого. Те, кто руководят государством, в первую очередь должны подчиняться его законам. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– Пойдемте, товарищ министр. Лучше разговаривать сидя. – Они направились к бронированной штабной машине генерала Алексеева. Адъютант дал команду экипажу освободить бронетранспортер, а затем ушел и сам, оставив двух руководителей внутри модифицированной боевой машины пехоты. Генерал достал из шкафчика термос с горячим чаем и наполнил два металлических стаканчика коричневой жидкостью, от которой шел пар.
– За ваше здоровье, товарищ министр, – шутливо произнес Алексеев.
– И за ваше, товарищ генерал, – отозвался Сергетов. Он отпил пару глотков и поставил стаканчик на откидной столик. – Насколько мы готовы к операции «Красный шторм»?
– Изменения к лучшему в армейских частях с января этого года просто поразительны. Личный состав подтянут и дисциплинирован. Они непрерывно проходят учения по боевой подготовке. Если уж честно, мне хотелось бы получить еще два месяца, чтобы достичь пика готовности, но и сейчас, на мой взгляд, личный состав сможет выполнить поставленную перед нами задачу.
– Отлично, Павел Леонидович. А теперь будем говорить только правду, ладно?
Член Политбюро произнес это с улыбкой, но Алексеев тут же насторожился.
– Не считайте меня глупцом, товарищ министр. С моей стороны было бы безумием пытаться обмануть вас.
– В нашей стране говорить правду часто еще большее безумие. Давайте будем откровенны. Я – кандидат в члены Политбюро. Действительно, в моих руках немалая власть, но мы оба знаем пределы этой власти. Сейчас по военным округам и группам войск откомандировали только кандидатов в члены Политбюро, и по возвращении в Москву мы доложим на Политбюро о положении вещей. Кроме того, разве вас не интересует, почему я приехал в ваш округ, а не в Западную группу войск в Германии?
Это не совсем соответствует истине, заметил про себя Алексеев. Именно та часть, на учениях которой присутствовал в качестве наблюдателя Сергетов, через трое суток погрузится в эшелоны и отправится в Германию, и представитель Политбюро оказался здесь по этой причине.
– Скажите, товарищ генерал, мы действительно готовы к войне? Мы одержим победу?
– Если на нашей стороне будет элемент стратегической внезапности и если прикрытие окажется успешным – да, я считаю, что мы должны одержать победу, – осторожно ответил генерал Алексеев.
– Значит, вы не хотите сказать, что мы обязательно одержим победу?
– Вы сами служили в армии, товарищ министр. На поле битвы не бывает гарантий. Сила армии остается неизвестной до тех пор, пока она не прошла через кровопролитные бои. Наша армия не участвовала в сражениях. Мы сделали все, что в наших силах, чтобы максимально повысить ее боевую готовность…
– Вы сказали, что хотели бы иметь еще два месяца на дальнейшую подготовку, – заметил Сергетов.
– Задача, поставленная перед нами, никогда не может быть полностью завершена. Всегда есть возможность что-то еще улучшить, что-то усовершенствовать. Всего месяц назад мы взялись за программу замены некоторых старших офицеров на уровне командиров батальонов и полков их более молодыми, более энергичными подчиненными. Все идет очень хорошо, однако многие из этих капитанов, занявшие должности майоров, только выиграли бы, набравшись некоторого опыта.
– Значит, у вас остаются сомнения?
– Сомнения никогда не исчезнут, товарищ министр. Ведение войны – это не решение математической задачи. Здесь мы имеем дело с людьми, а не с цифрами. У цифр есть определенная степень совершенства. Люди остаются людьми независимо от того, что мы пытаемся сделать с ними.
– Хорошо сказано, Павел Леонидович, очень хорошо. Я встретил в вашем лице честного человека. – Сергетов поднял стаканчик с горячим чаем в шутливом тосте:
– Так вот, я специально попросил, чтобы меня направили сюда. Один из членов Политбюро, мой хороший знакомый, Петр Бромковский, рассказывал мне о вашем отце.
– Дядя Петя? – невольно спросил Алексеев. – Он служил начальником политотдела в дивизии моего отца перед решающим броском на Вену. Он часто бывал у нас дома, когда я был еще совсем маленьким. Как у него со здоровьем?
– Плохо, Павел Леонидович. Он старый и больной человек. По его мнению, война с Западом – безумие. Возможно, это беспорядочные мысли старика, но он прошел всю войну и приобрел немалый опыт, и по этой причине мне нужна ваша оценка наших возможностей. Я не буду говорить, откуда получил эту информацию, генерал. Слишком многие боятся сказать нам – членам Политбюро – правду. Но сейчас пришло время говорить только правду. Мне требуется ваша точка зрения как профессионального военного. Если вы поверите мне и сообщите, что думаете о наших шансах, даю слово, все это останется между нами. – Обращение Сергетова, похожее сначала на просьбу, прозвучало теперь как суровая команда.
Алексеев посмотрел в глаза гостю. Добродушие исчезло. Синева глаз приобрела цвет льда. Он увидел опасность, серьезную опасность даже для генерал-лейтенанта, заместителя командующего округом, но Алексеев чувствовал, что министр говорит правду.