— Вы превосходно говорите по-испански.
— Спасибо. Я вырос в Коста-Рике, — солгал Кларк. В этом искусстве он тоже преуспел. — Мой отец работал там много лет.
— Да, это сразу заметно. Добро пожаловать в Колумбию.
Кларк отправился за своим багажом. Здесь разреженный воздух, заметил он.
Ежедневные пробежки помогли ему справиться с недостатком кислорода, но он напомнил себе, что придётся подождать несколько дней, прежде чем ему удастся заняться чем-то действительно изнурительным. Сюда он приехал впервые, но интуиция говорила ему, что этот визит будет не последним. Все крупные операции начинались с разведки. Это и было его теперешним заданием. Когда его инструктировали относительно предмета разведки, Кларк понял, в чём будет заключаться сама операция. Ему приходилось заниматься подобным и прежде, напомнил себе Кларк. Более того, именно то, что он осуществил раньше подобную операцию, и заставило ЦРУ взять его к себе, изменить ему имя, биографию и дать жизнь, которую он вёл почти двадцать лет.
Одной из необычных черт Колумбии было то, что здесь разрешалось ввозить оружие почти без всяких формальностей. На этот раз Кларк не воспользовался этим. Интересно, подумал он, может быть, в следующий приезд ему придётся поступить по-другому. Кларк знал, что не сможет обратиться за помощью в этом к местному резиденту ЦРУ. В конце концов, резидент даже не знал, что он прибыл в Колумбию. Кларк так и не понял почему. Это обстоятельство не должно интересовать его. Целью приезда была операция.
* * *
Всего несколько лет назад армия Соединённых Штатов вернулась к мысли о восстановлении дивизии лёгкой пехоты. Сформировать такие дивизии оказалось совсем несложно. Следовало всего лишь взять механизированную пехотную дивизию и убрать из неё все механизированное снаряжение. После этого осталась дивизия примерно из 10 тысяч 500 человек, чьи организация и вооружение были даже легче, чем у воздушно-десантной дивизии, которая традиционно считалась самой лёгкой из всех войск и потому способной к переброске по воздуху «всего» пятью сотнями рейсов самолётов транспортной авиации ВВС. Но дивизии лёгкой пехоты, или ДЛП, как их стали называть, были совсем не такими бесполезными, как это могло показаться стороннему наблюдателю. Скорее наоборот.
Воссоздавая «лёгких бойцов», армия решила вернуться к основам истории, освящённым веками. Любой думающий воин засвидетельствует, что существуют два типа бойцов: пехота и те, кто тем или иным способом обеспечивают её поддержку.
Дивизии лёгкой пехоты в большей степени, чем что-нибудь ещё, представляли собой курсы совершенствования для опытных пехотинцев — завершалось формирование настоящих бойцов, доводились до блеска навыки боевой подготовки. Именно то этих дивизий армия получала сержантов, воспитанных древним способом. Признавая это, армия тщательно отбирала своих самых опытных офицеров, чтобы командовать ими.
Полковники, командующие бригадами, и генералы, стоящие во главе дивизий, были ветеранами, прошедшими Вьетнам, чья память о том страшном времени смешивалась с восхищением по адресу их врагов и особенно по поводу того, как Вьетконг и армия Северного Вьетнама превратили свой недостаток снаряжения и огневой мощи в самое ценное качество. Руководители армии пришли к выводу, что американские пехотинцы вполне могут достичь того же уровня искусства боя, что и солдаты Во Нгуен Гиапа. И тогда боевая подготовка американских пехотинцев поднимется на новый, более высокий уровень, потому что они совместят восточную хитрость с традиционным преклонением Америки перед новейшим снаряжением и огневой мощью. В результате были созданы четыре отборные дивизии: 17-я в зелёных холмах Форт-Орда, штат Калифорния, 10-я горная в Форт-Драме, штат Нью-Йорк, 25-я в казармах Шофилд-Бэрракс на Гавайях и 6-я, разместившаяся в Уэйнрайте, штат Аляска У каждой из этих дивизий возникли трудности — командиры безуспешно старались удержать у себя сержантов и молодых офицеров, командиров взводов и рот, однако это было частью общего, более широкого плана. Лёгкие пехотинцы ведут трудную жизнь, и по достижении тридцати лет даже лучшие из них начинают мечтать о том, чтобы мчаться в бой на вертолёте или бронетранспортёре, или же о том, чтобы провести некоторое время со своими молодыми жёнами и детьми вместо беспрестанного лазанья по горам. Таким образом, лучшие из солдат, те, что остались в армии, сумели закончить весьма непростые сержантские школы, существующие в каждой дивизии. Только те, кто понял, что и сержанты могут иногда действовать без указаний своих лейтенантов, переводились в тяжёлые формирования, составляющие остальную армию, забирая с собой приобретённый ими опыт и навыки, которые они уже никогда не забудут. ДЛП представляли собой, короче говоря, что-то вроде фабрик, где армия производила сержантов, обладающих исключительными способностями вести за собой, и навыками полевого боя вечными, никогда не меняющимися истинами вооружённой борьбы. В конце концов, судьба сражений решалась солдатами в грязных сапогах и пропахших потом мундирах, способными использовать условия местности и ночь как своих союзников, чтобы обрушить огонь и смерть на врагов.
Старший сержант Доминго Чавез был одним из них. Ему было двадцать шесть лет, и его знали под кличкой Динг. Сейчас за его плечами было уже девять лет армейской службы; он начал свою карьеру как участник одной из многочисленных юношеских банд в Лос-Анджелесе, и его природный здравый смысл сумел преодолеть отсутствие образования — он понял, после того как его лучший друг был убит выстрелом из проезжающей машины и он так и не узнал причины убийства, что ничего хорошего от пребывания в bandidos ожидать не приходится. Утром следующего понедельника Чавез сел в автобус и приехал в ближайший вербовочный пункт, где шёл набор в армию, поскольку в корпус морской пехоты его не приняли.
Несмотря на почти полную неграмотность Чавеза, сержант, ведающий вербовкой, сразу зачислил его; дело в том, что квота набора ещё не была выполнена сержантом, и юноша выразил желание стать пехотинцем, в результате чего заполнились сразу два белых пятна в ежемесячном отчёте. Более того, Чавез изъявил готовность немедленно отправиться в казарму. Лучшего клиента для вербовщика было трудно придумать.
Юноша почти ничего не знал о военной службе, да и то немногое, что было ему известно, оказалось непохожим на действительность. Потеряв волосы и крысиную бородку, он понял, что упрямство мало что значит без дисциплины и что армия не терпит непокорных. Этот урок был преподан ему за окрашенной в белый цвет казармой сержантом-строевиком, чьё лицо казалось чернее ночи в джунглях.
Однако в жизни Чавеза не было лёгких уроков, и потому он привык не обижаться на трудные. Узнав, что в армии тоже существует своя иерархия со строгими правилами подчинения младших старшим, юноша подчинился правилам и с течением времени постепенно превратился в неплохого солдата-первогодка. Пройдя начальную подготовку в уличных бандах, Чавез уже познал важность товарищества, взаимодействия и чувства локтя и сумел теперь дать этим качествам нужное направление, что оказалось для него совсем просто. К тому моменту, когда завершился период учебной подготовки, его худощавое тело стало подтянутым и сильным, словно вместо мышц у него были стальные тросы; с чувством определённой гордости Чавез смотрел на себя в зеркало, к тому же он уже овладел почти всеми видами оружия, которые состояли на вооружении пехоты. Где ещё, подумал однажды юноша, тебе дают пулемёт, да ещё платят за то, что ты из него стреляешь?