– Мы работаем, как все правительственные учреждения, восемь часов с перерывом на обед, – объяснял Джек хорошо одетой даме со слегка расширенными зрачками. – А вот у меня завтра выходной.
– Неужели?
– Вот именно. Дело в том, что во вторник я прикончил китайского агента и за – это нам всегда предоставляют отгул, – произнес он серьезным тоном и тут же ухмыльнулся.
– Вы шутите!
– Ну конечно, шучу. Никому не говорите, что я рассказал вам об этом, – заметил Райан. Интересно, кто эта великовозрастная красотка? – подумал он,
– А это правда, что вы находитесь под следствием? – послышался чей-то голос.
Джек повернулся и с удивлением посмотрел на любопытного.
– Вы кто такой?
– Скотт Браунинг, «Чикаго трибюн», – Репортер не протянул руку. Итак, игра началась. Репортер не знал, что является одним из участников спектакля, но Райан это знал.
– Вы не могли бы еще раз повторить свой вопрос? – вежливо сказал Джек.
– Мы получили сведения из достоверных источников, что ведется расследование ваших незаконных операций на фондовой бирже.
– Для меня это новость, – ответил Джек.
– Нам известно, что вас допрашивали следователи из Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям, – заявил репортер.
– Если вы знаете об этом, то не можете не знать, что я предоставил все сведения, которые им требовались, и они ушли вполне удовлетворенными.
– Вы уверены в этом?
– Разумеется. Я не совершил ничего противозаконного, и в моем распоряжении имеются документы, доказывающие это, – уверенно произнес Райан, может быть, слишком уверенно, заметил репортер. Он прямо-таки обожал, когда люди, с которыми ему приходится беседовать, пьют слишком много. In vino veritas.
– Мои источники, однако, утверждают другое, – продолжал настаивать репортер.
– Ничем не могу помочь! – бросил Райан. На этот раз спокойствие покинуло его и голос прозвучал громче, чем следовало. Стоящие поблизости повернулись к ним, не скрывая любопытства.
– Может быть, из-за таких, как вы, и не действуют должным образом наши спецслужбы, – раздался голос только что подошедшего мужчины.
– А вы кто такой, черт побери? – раздраженно спросил Райан, прежде чем обернуться. Спектакль продолжался. Акт I, сцена 2.
– Это конгрессмен Трент, – сообщил репортер. Трент входил в состав Специального комитета конгресса.
– Мне кажется, вам следовало бы извиниться, – произнес Трент. Он казался пьяным.
– За что? – осведомился Райан.
– Как за что? Да за все идиотские глупости, которые вы творите в своей крепости на том берегу реки.
– В отличие от тех, что творятся на этой стороне? – поинтересовался Джек. Вокруг начала собираться толпа. Здесь развлечение казалось многообещающим.
– Я знаю, что вы попытались только что осуществить и сели голым задом в лужу. Даже не сообщили нам, как этого требует закон. Решили действовать самостоятельно, и теперь я предупреждаю вас, что даром вам это не пройдет. Придется расплачиваться за свою глупость, и дорогой ценой.
– Если нам придется расплачиваться за ваши счета в баре, то действительно это обойдется недешево. – Райан отвернулся, потеряв интерес к дальнейшему разговору.
– Подумаешь, шишка на ровном месте, – произнес Трент за его спиной, – Скоро и на вас найдут управу.
Вокруг собралось человек двадцать, внимательно следящих за происходящим и прислушивающихся к разговору. Они обратили внимание на то, что Джек взял бокал вина у проходившего мимо официанта, и увидели, как у него сжались губы. Некоторые вспомнили, что Джеку Райану приходилось убивать людей, и эта репутация придавала ему ореол таинственности. Он отпил глоток шабли, перед тем как снова взглянуть на конгрессмена.
– О какой управе вы говорите, мистер Трент?
– Это может удивить вас.
– Никакие ваши действия не удивят меня, приятель.
– Может быть, но вот вы удивили нас, доктор Райан. Мы не считали вас мошенником и полагали, что вы достаточно умны, чтобы не принимать участия в этом провале. Теперь вижу, что мы ошибались.
– Вы ошибаетесь во многих вещах, – прошипел Райан.
– Знаете что, Райан? Я вот никак не могу понять, что вы за мужчина.
– В этом нет ничего удивительного.
– Итак, что вы за мужчина? – спросил Трент.
– Знаете, конгрессмен, для меня это может оказаться уникальным событием, – беспечно бросил Райан,
– Что вы хотите этим сказать?
Внезапно лицо Райана изменилось. Его голос прогремел по всему залу:
– Впервые педераст сомневается в том, что я – мужчина! – Извини друг, промелькнула у него мысль…
В зале воцарилась полная тишина. Трент не скрывал своей сексуальной ориентации, объявив об этом шесть лет назад. И все-таки он побледнел. Бокал у него в руке задрожал, вино пролилось на мраморный пол, но конгрессмен взял себя в руки и произнес едва ли не мягким голосом:
– Вы дорого заплатите за это.
– Не торопитесь, миленький. – Райан повернулся и вышел из зала, все время чувствуя тяжесть взглядов у себя на спине. Он не останавливался, пока не увидел автомобили, мчащиеся по Массачусетс-авеню. Джек знал, что выпил слишком много, но холодный воздух начал выветривать винные пары.
– Джек? – Голос жены.
– Да, крошка?
– Что все это значит?
– Не имею права говорить об этом.
– Думаю, тебе пора отправляться домой.
– А я думаю, что ты права. Сейчас схожу за пальто. – Райан вошёл внутрь и передал номерок. Он заметил, как стихли голоса в зале после его возвращения. Чувствовал, что на него смотрят. Джек сунул руки в рукава своего пальто, перекинул меховую шубку жены через руку и лишь после этого обернулся, встретив устремленные на него взгляды. Его интересовала лишь одна пара глаз. Они смотрели на него.
* * *
Михаила Семеновича трудно было удивить, но КГБ это удалось. Он был готов сопротивляться пыткам, жестоким избиениям и оказался… разочарован? – спросил он себя. Нет, это не слишком подходящее слово.
Его держали в той же камере, и, насколько он понимал, во всем блоке больше никого не было. Он, наверно, ошибался, но у него не было доказательств, что кто-то еще находится вблизи него, потому что не было слышно никаких звуков, даже перестукивания по бетонным стенам. Может быть, стены были слишком толстыми для этого. Единственное, что нарушало тишину, – это металлический скрежет открывающегося время от времени глазка в металлической двери. Они полагают, что одиночество должно оказать на меня какое-то воздействие. При этой мысли Филитов улыбнулся. Они думают, что я здесь один. Им ничего не известно о моих товарищах.