«Красный Октябрь» – какое удачное название для советского военного корабля! Он назван так не только в честь Октябрьской революции, навсегда изменившей судьбы мира, но и в честь тракторостроительного завода имени Красного Октября. Сколько раз рассветным утром Падорин смотрел на запад, в сторону Сталинграда, чтобы убедиться, что завод, ставший символом стойкости советских воинов, сражающихся с гитлеровцами, по-прежнему стоит. На конверте виднелась пометка «лично», и потому секретарь вопреки обычаю не вскрыл его вместе с остальной почтой. Адмирал достал из ящика стола нож, который использовал для вскрытия писем. Это был памятный нож. Когда жаркой августовской ночью 1942 года под вражеским огнём затонула его первая канонерка, Падорину удалось доплыть до берега, и там на него набросился немецкий пехотинец, никак не ожидавший, что изнурённый матрос может оказать ему сопротивление. Однако нож глубоко вошёл в грудь фашиста, причём с такой силой, что половина лезвия осталась в теле врага. Позднее механик заточил сломанное лезвие. Это уже не был настоящий кинжал, но для Падорина он остался драгоценной реликвией.
Письмо начиналось обращением «Товарищ адмирал!», но эти слова, напечатанные на машинке, были зачёркнуты и на их месте от руки было написано «Дядя Юра». Рамиус так называл его в шутку много лет назад, когда Падорин был начальником политуправления Северного флота. «Спасибо за доверие и за предоставленную мне возможность командовать столь великолепным кораблём!» Правильно благодарит, подумал адмирал, понимает, что одной многолетней безупречной службы, чтобы командовать такой подлодкой, мало…
Что? Падорин остановился и начал читать сначала. Он забыл о сигарете, дымящейся в пепельнице, пока не закончил страницу. Что это? Шутка? Рамиус известный шутник, но за эту шутку он заплатит. Это уж слишком! Падорин перевернул страницу.
Это не шутка, дядя Юра. Прощайте.
Марк.
Отбросив письмо, адмирал посмотрел в окно. Там была видна Кремлёвская стена, которая хранит в себе прах многих верных сынов партии. Нет, такого не может быть, он что-то не понял. Падорин начал читать снова. Руки его дрожали.
У Падорина была прямая телефонная связь с адмиралом Горшковым, в обход секретарей и помощников.
– Товарищ адмирал, это Падорин.
– Доброе утро, Юра, – послышался голос главнокомандующего.
– Мне нужно немедленно увидеться с вами. Возникла проблема.
– Что такое? – В голосе Горшкова прозвучала нотка подозрения.
– Обсудим при личной встрече. Я выезжаю. – Обсуждение случившегося по телефону было исключено. Падорин знал, что все разговоры прослушиваются и записываются на плёнку.
Гидроакустик второго класса Роналд Джоунз, по наблюдениям его командира, находился в свойственном ему состоянии прострации. Молодой студент-недоучка, выгнанный из колледжа, сидел с закрытыми глазами у своего стола, склонившись вперёд и расслабившись. На его лице застыло отсутствующее выражение, с которым он обычно слушал на своём дорогом кассетном магнитофоне какую-нибудь запись Баха. Джоунз относился к числу тех, кто классифицируют магнитофонные записи по их недостаткам: здесь рваный ритм рояля, не во время вступила флейта, плывёт французский рожок. С таким же критическим вниманием он прислушивался к звукам, доносящимся из морских глубин. Во всех флотах мира подводников считают людьми со странностями, а сами подводники относятся к гидроакустикам, как к людям не от мира сего. А потому и необычное поведение их переносят вполне спокойно. Старпом любил рассказывать о старшем акустике, с которым он плавал в течение двух лет и который нёс службу на подводных ракетоносцах, патрулировавших практически один и тот же район на протяжении всей его службы. Акустик этот настолько свыкся с горбачами, проводившими там летний сезон, что называл китов по именам. Выйдя на пенсию, он был приглашён на работу в океанографический институт в Вудс-Хоуле, где к его таланту относились не с улыбкой, а с благоговением.
Тремя годами ранее Джоунза попросили оставить Калифорнийский технологический институт, где он учился на втором курсе, в середине очередного семестра. Молодого парня исключили за остроумную проделку, которыми по справедливости славятся студенты этого учебного заведения, – правда, выходка Джоунза вышла за обычные невинные рамки. И вот теперь он служил на флоте, чтобы скопить деньги и продолжить учёбу. Джоунз уже заявил, что собирается защищать докторскую диссертацию по кибернетике и обработке сигналов и в качестве благодарности за досрочную демобилизацию сразу же по получении учёной степени поступит на работу в научно-исследовательскую лабораторию ВМС. Лейтенант Томпсон верил этому. Когда шесть месяцев назад его перевели на «Даллас», он прочитал личные дела всех своих подчинённых. Коэффициент умственного развития (Ай-Кью) у матроса Джоунза был немыслимо высок и составлял 158, что весьма отличало его от остальных членов команды. У него было спокойное лицо и грустные карие глаза. Женщины считали его неотразимым. При увольнении на берег Джоунз развивал столь бурную деятельность, что она привела бы в изнеможение взвод морских пехотинцев. Лейтенант не понимал этого. Сам он пользовался славой лучшего футболиста в Аннаполисе. Но чем этот худосочный юнец, слушавший Баха, мог привлекать девиц, Томпсон не понимал.
Американская ударная подлодка «Даллас» типа 688 находилась в сорока милях от побережья Исландии и приближалась к выделенному ей району патрулирования, носившему название «Таможня». Лодка запаздывала с прибытием на двое суток. Неделю назад она принимала участие в манёврах НАТО под кодовым названием «Ловкий дельфин», начало которых задержалось на несколько суток из-за отвратительной погоды в Северной Атлантике, худшей за последние двадцать лет, что помешало кораблям, участвовавшим в манёврах, прибыть в назначенное время. Во время учений «Даллас», действовавший совместно с кораблём «Свифтшуэр» Британского Королевского флота, воспользовался бушевавшим штормом, чтобы проникнуть к эскадре воображаемого противника и нанести ей немалый урон. Это было очередной блестящей операцией для «Далласа» и его шкипера, капитана третьего ранга Барта Манкузо, одного из самых молодых командиров подводных лодок в американском военно-морском флоте. За операцией последовал визит вежливости на базу Королевского флота – место стоянки «Свифтшуэра» в Шотландии, так что американские подводники все ещё приходили в себя после банкета, данного в их честь английскими моряками… Теперь им предстояло другое задание, новая игра подлодок в глубинах Атлантики. В течение трех недель «Даллас» будет осуществлять надзор за движением по Первой красной дороге.
Последние четырнадцать месяцев новые советские подлодки стали использовать необычную, но весьма эффективную тактику, позволяющую им избавляться от преследования американских и британских субмарин. К юго-западу от Исландии русские подлодки проходят в глубинах Атлантического бассейна вдоль срединно-океанического хребта Рейкьянес. Расположенные с интервалами от пяти миль до полумили друг от друга, эти подводные вершины из хрупких вулканических пород, образующих острые утёсы, своими размерами могут сравниться с Альпами. Их пики возвышаются под бушующими волнами Северной Атлантики до глубины около тысячи футов. До конца шестидесятых годов подводные лодки не решались даже приблизиться к этим вершинам, не говоря уже о том, чтобы углубиться в мириады извилистых проходов между ними. На протяжении семидесятых гидрографические суда советского военно-морского флота постоянно находились в этом районе – при любой погоде, во все времена года они исследовали глубины и провели здесь тысячи промеров. Затем, за четырнадцать месяцев до того, как «Даллас» вышел в очередное патрулирование, американская подлодка типа «лос-анджелес» преследовала советскую ударную подлодку типа «виктор-II». Этот «Виктор» обогнул побережье Исландии и при подходе к Рейкьянесскому хребту ушёл на большую глубину. Американский «лос-анджелес» последовал за ним. «Виктор» шёл со скоростью восемь узлов до тех пор, пока не миновал первую Пару подводных вершин, известных под неофициальным названием «Близнецы Тора». И тут советская подлодка внезапно помчалась полным ходом на юго-запад. Шкипер «лос-анджелеса» сделал отчаянную попытку преследовать «Виктора», но был вынужден прекратить преследование, испытав тяжёлое потрясение. Несмотря на то что американские субмарины типа 688 обладают большей скоростью, чем старые «Викторы», преследование кончилось полной неудачей – советская подводная лодка просто не сбавила ход и, как выяснилось позднее, продолжала мчаться с прежней скоростью в течение пятнадцати часов.