– Осталось тридцать секунд, – окликнул я.
Шум стал еще громче. В нем уже можно было различить шелест покрышек и гул автоматической коробки передач. Я пригнулся ниже. Десять секунд, восемь, пять. Машина выскочила из-за поворота, скользнув светом фар по моей спине. Послышались глухой стук гидравлики, скрежет тормозных накладок и визг покрышек заблокированных колес по асфальту. Машина застыла на месте, чуть сместившись с центра дороги, в двадцати футах от опрокинутого «сааба».
Я посмотрел на нее. Это был синий «торес», в темноте казавшийся серым. Впереди два конуса ослепительного света фар. Сзади тусклые отсветы стоп-сигналов. В салоне двое. Их лица были освещены светом, отражавшимся от «сааба». Какое-то время они сидели неподвижно, уставившись вперед. Они узнали «сааб». Должно быть, им уже приходилось видеть его раз сто. Водитель опустил руку. Я услышал, как он перевел рычаг управления передачами на парковку. Стоп-сигналы погасли. Двигатель продолжал работать на холостых оборотах. До меня доносились запах выхлопных газов и тепло нагретого капота.
Обе передние двери открылись одновременно. Двое мужчин, сидевших в салоне, вылезли из машины и остановились, прячась за ней. Оба держали в руках «глоки». Они подождали. Затем пошли вперед. Медленно, осторожно, держа пистолеты наготове. Фары освещали их сзади, снизу до пояса. Верхние части туловищ терялись в темноте. Но я видел их силуэты. Их движения. Это действительно были телохранители. Никаких сомнений. Молодые и мускулистые, напряженные и настороженные. Они были в темных костюмах, мятых и грязных. Без галстуков. Рубашки превратились из белых в серые.
Телохранители присели на корточки рядом с Виллануэвой. Он лежал в тени. Придвинувшись к нему, они перевернули его лицо к свету. Я знал, что телохранители уже видели пожилого агента. Мельком, у ворот колледжа, проезжая мимо него восемьдесят четыре часа назад. Я не думал, что они его успели разглядеть. И запомнить. Но один раз их уже провели, и они не хотели попасться еще раз. Телохранители просто сидели на корточках и смотрели на распростертого Виллануэву. Затем тот, что был ближе ко мне, встал.
К этому моменту я уже был от него всего в пяти футах. Сжимая в правой руке камень. Размером чуть меньше волейбольного мяча. Я выбросил руку с камнем вперед, стремительно, со всей силы, полностью разгибая локтевой сустав, словно собираясь дать телохранителю пощечину. Если бы я промахнулся, момент инерции вырвал бы плечо из сустава. Но я не промахнулся. Камень попал телохранителю в висок, и он рухнул как подкошенный, словно придавленный тяжелым грузом. Второй телохранитель оказался более проворным. Отпрянув назад, он вскочил на ноги. Виллануэва попытался схватить его за ноги, но промахнулся. Телохранитель отпрыгнул вбок, разворачиваясь ко мне. Его «глок» метнулся в мою сторону. Мне нужно было любым способом не дать ему выстрелить, поэтому я швырнул камень ему в голову. Телохранитель попытался было увернуться, но камень попал ему в затылок, в ту точку, где позвоночник входит в череп. Удар оказался настолько сильным, что телохранитель повалился вперед. Выронив «глок», он рухнул на асфальт, словно срубленное дерево, и затих.
Я выпрямился, вглядываясь в темноту на востоке. Ничего. Ни света фар, ни шума двигателя. Только отдаленный гул прибоя. Виллануэва выбрался на четвереньках из опрокинутой машины и склонился над первым телохранителем.
– Этот мертв, – объявил он.
Присоединившись к нему, я обнаружил, что он прав. Шансы выжить, получив удар десятифунтовым булыжником в висок, минимальны. Сбоку в черепе красовалась аккуратная вмятина. Глаза были широко раскрыты, а в них не светилось никаких признаков жизни. Пощупав пульс на шее и на запястье, я не нашел ничего. Я подошел ко второму телохранителю. Присел рядом с ним. Он тоже был мертв. У него была сломана шея. Я не слишком удивился. Камень весил десять фунтов, и я вложил в бросок столько сил, сколько вкладывает олимпийский чемпион по толканию ядра.
– Две птицы одним камнем, – сказал Виллануэва.
Я молчал.
– В чем дело? – спросил он. – Ты хотел задержать их по всем правилам? После того, что они с нами сделали? У них на счету двое убитых полицейских.
Я продолжал молчать.
– Ты чем-то недоволен? – настаивал Виллануэва.
Я не имел отношения к «нам». Я не был полицейским. Но я вспомнил предостережение Пауэлла, предназначавшееся только мне: «Только для твоих глаз, 10-2, 10–28». «Этих ребят необходимо обязательно убрать». И я был готов поверить в этом Пауэллу на слово. Это и есть ведомственная солидарность. Виллануэва был солидарен со своими коллегами, я – со своими.
– Да нет, все в порядке, – сказал я.
Подобрав с асфальта камень, я отшвырнул его на обочину. Затем встал, подошел к «торесу» и погасил его фары. Махнул Виллануэве, подзывая его к себе.
– А теперь нам нужно действовать очень шустро, – сказал я. – Звони Даффи, пусть приезжает сюда с Элиотом. Нужно отогнать эту машину.
Нажав кнопку быстрого дозвона, Виллануэва заговорил. Подняв с дороги оба «глока», я засунул пистолеты в карманы убитых, по одному каждому. Затем подошел к «саабу». Поставить его на колеса будет гораздо труднее. У меня даже мелькнула мысль, что это окажется невозможным. Плащи ликвидировали сцепление с дорогой. Если толкнуть машину, она просто начнет скользить по асфальту. Захлопнув водительскую дверь, я стал ждать.
– Они уже едут, – окликнул меня Виллануэва.
– Помоги мне.
Мы сдвинули «сааб» по плащам в направлении дома, насколько смогли. Машина соскользнула с плаща Виллануэвы на мой, доехала до края и остановилась, как только металл крыши соприкоснулся с асфальтом.
– Мы ее поцарапаем, – заметил Виллануэва.
Я кивнул.
– Риск есть. Теперь садись в их «торес» и чуточку подтолкни.
Пожилой агент подогнал «торес» убитых телохранителей так, что тот уткнулся передним бампером «саабу» в бок. Чуть выше окон, в стойку между дверями. Я подал знак, и Виллануэва нажал на газ. «Сааб» дернулся, крыша заскрежетала по асфальту. Взобравшись на капот «тореса», я уперся в порог «сааба». Виллануэва давил на газ, и «торес» медленно и упорно двигался вперед. «Сааб» стал подниматься – сорок градусов, пятьдесят, шестьдесят. Уперевшись ногами в лобовое стекло «тореса», я надавил ладонями на крышу «сааба». Виллануэва прибавил газу, моя спина сжалась на дюйм, и наконец «сааб» опрокинулся и с громким стуком встал на колеса, подпрыгнув на рессорах. Виллануэва резко нажал на тормоза, я соскользнул с капота и ударился головой в дверь «сааба». Растянулся плашмя на асфальте под передним бампером «тореса». Виллануэва сдал назад и вылез из машины.
– Как ты? – спросил он.
Я неподвижно лежал на асфальте. Моя голова гудела. Ударился я здорово.
– Как машина? – окликнул его я.
– Сначала хорошую новость или плохую?
– Хорошую.
– С боковым зеркалом все в порядке. Оно сложилось, а потом пружина вернула его на место.