Повернувшись, я посмотрел ему в лицо.
— Значит, ты полагаешь, что ты просто символ? — спросил я. — И поэтому Тил никогда не назначит тебя главой полицейского участка?
— По-моему, это очевидно, — подтвердил Финлей. — Он считает меня идиотом, которого нельзя повышать. В этом есть определенный смысл. Я до сих пор не могу поверить, что меня взяли сюда на работу — символ я или не символ.
Я подозвал продавца, прося нас рассчитать. Рассказ Финлея меня удовлетворил. Ему не быть новым начальником полиции. Поэтому я мог ему доверять. И я доверял Роско. Так что нам предстоит сражаться троим против всех, сколько бы их ни было. Я покачал головой отражению Финлея в зеркале.
— Ты ошибаешься, — сказал я. — Настоящая причина не в этом. Тебя не сделают начальником полиции, потому что ты не преступник.
Я расплатился десяткой и получил на сдачу горсть четвертаков. У продавца по-прежнему не было долларовых бумажек. Затем я сказал Финлею, что мне нужно осмотреть дом Моррисона и узнать все подробности. Пожав плечами, он предложил мне следовать за ним. Мы повернули на юг. Прошли мимо сквера, оставив городок позади.
— Я приехал туда первым, — начал Финлей. — Примерно в десять утра. Моррисона я не видел с пятницы, мне было необходимо познакомить его с новыми обстоятельствами, но я никак не мог ему дозвониться. Уже начался понедельник, а мы так ни черта и не сделали по поводу двойного убийства в четверг. Нам нужно было пошевеливаться. Поэтому я отправился к Моррисону домой.
Он умолк, мысленно вернувшись на место действия, каким он его нашел.
— Входная дверь была приоткрыта, — снова заговорил Финлей. — Где-то на полдюйма. У меня сразу возникло неприятное предчувствие. Я вошел в дом и нашел хозяев в спальне. Она была похожа на мясную лавку. Повсюду кровь. Моррисон был прибит гвоздями к стене, висел на них. И он, и его жена были изрезаны. Это было ужасно. Трупы разлагались больше суток. Погода стояла жаркая. Очень неприятно. Я вызвал всех наших. Мы прошли по дому дюйм за дюймом и собрали все по кускам. Боюсь, в буквальном смысле.
Он снова умолк.
— Значит, это произошло в воскресенье утром? — спросил я.
Финлей кивнул.
— На столе в кухне воскресные газеты. Две-три раскрыты, остальные нетронуты. На столе завтрак. Как сказано в медицинском заключении, смерть наступила в воскресенье утром около десяти часов.
— Есть какие-нибудь улики?
Финлей снова кивнул. Угрюмо.
— Отпечатки ног в крови. Там было целое озеро крови. Несколько галлонов. Разумеется, в основном засохшей. Повсюду следы ног. Но эти подонки были в резиновых галошах, понимаешь? В таких, какие носят зимой на севере. Нет никакой возможности выяснить их происхождение. Каждый год в стране продаются миллионы галош.
Значит, эти люди пришли подготовленными. Они знали, что будет много крови, и захватили галоши. Скорее всего, и комбинезоны. Что-нибудь вроде нейлоновых костюмов, которые носят работники на бойне. Там, где убивают. Просторные белые нейлоновые костюмы, с капюшонами, и белый нейлон покрылся пятнами и потеками алой крови.
— И они были в перчатках, — продолжал Финлей. — На стенах отпечатки резиновых перчаток.
— Сколько их было? — спросил я. Я пытался представить себе общую картину.
— Четверо. Следы перепутаны, но я считаю, что их было четверо.
Я кивнул. Четверо — это как раз столько, сколько надо. По моим оценкам, минимум. Моррисон и его жена сопротивлялись отчаянно. Для того чтобы с ними справиться, требовалось не меньше четырех человек. Итак, четверо из тех десяти, о которых упомянул Хаббл.
— Транспорт? — спросил я.
— Ничего определенного сказать нельзя, — ответил Финлей. — Дорожка покрыта щебнем, местами на ней протерты колеи. Я обнаружил колеи, показавшиеся мне более новыми. Широкие шины. Полноприводной внедорожник или небольшой грузовичок.
Проехав на юг до конца Главной улицы, мы свернули на запад на гравийную дорожку, идущую параллельно Бекман-драйв. В самом ее конце стоял дом Моррисона. Это было большое строгое здание, с белой колоннадой у крыльца и симметрично посаженными деревьями спереди. У двери стоял новый «Линкольн», а между колоннами на уровне пояса была натянута желтая полицейская лента.
— Зайдем? — предложил Финлей.
— А почему бы и нет? — согласился я.
Нырнув под ленту, мы толкнули входную дверь. В доме царил полный разгром. Повсюду серая металлическая пыль для снятия отпечатков пальцев. Все осмотрено, обыскано и сфотографировано.
— Можешь не трудиться, — сказал Финлей. — Мы обыскали весь дом.
Кивнув, я направился к лестнице. Поднялся наверх и отыскал спальню хозяев. Остановился в дверях и заглянул внутрь. Смотреть там было почти не на что, если не считать расщепленных отверстий от гвоздей в стене и множества пятен крови. Кровь уже почернела. Казалось, в спальне расплескали на пол и стены деготь. Ковер покрылся хрустящей черной коркой. На паркете в дверях я увидел следы галош. Можно было различить сложный рисунок на подошвах. Спустившись вниз, я нашел Финлея прислонившимся к колонне у входа.
— Ну, как? — спросил он.
— Жуть. Машину обыскивали?
Финлей покачал головой.
— Это машина Моррисона, — сказал он. — А мы искали следы, которые могли оставить те, кто сюда приходил.
Подойдя к «Линкольну», я дернул за ручку. Дверь оказалась открыта. Внутри сильный аромат новой машины и больше почти ничего. Это машина начальника. В ней не найдешь оберток от чизбургеров и банок из-под газированной воды, которых полно в машине простого полицейского. Все же я не поленился ее осмотреть. Заглянул в карманы на дверях и под сиденья. Ничего не нашел. Затем открыл бардачок и кое-что обнаружил. Там лежал складной нож. Замечательная штука. Рукоятка из черного дерева с выгравированной золотом фамилией Моррисона. Я раскрыл лезвие. Двустороннее, длиной семь дюймов, из японской хирургической стали. Очень неплохой нож. Совершенно новый, ни разу не использованный.
Закрыв лезвие, я убрал нож в карман. У меня не было оружия, а я столкнулся с большими неприятностями. Быть может, нож Моррисона окажется очень кстати. Выйдя из машины, я присоединился к Финлею.
— Нашел что-нибудь? — спросил он.
— Нет. Пошли.
Мы с хрустом проехали по гравийной дороге и, повернув на север, выехали на шоссе. Поехали назад в город. Вдалеке показалась ограда церкви и бронзовый монумент.
— Я хочу еще кое-что у тебя спросить, — сказал я.
Финлей начинал терять терпение. Он взглянул на часы.
— Ты лучше не тяни время, Ричер.
Мы шли пешком. Солнце уже спускалось к закату, но жара по-прежнему стояла невыносимая. Я не понимал, как Финлей может терпеть твидовый пиджак и молескиновый жилет. Я провел его в сквер. Пройдя по газону, мы подошли к памятнику старине Каспару Тилу и стали рядом.