— Ну что вам сказать? Это был каприз. Меня тянуло к перемене мест. Должен же я был куда-то попасть, верно?
— Но почему именно сюда? — спросил Финлей.
— Не знаю, — признался я. — У моего соседа была карта, и я выбрал этот городок. Мне хотелось держаться подальше от оживленных мест. У меня была мысль сделать круг и вернуться обратно к заливу, но только быть может, чуть западнее.
— Вы выбрали это место наугад? — спросил Финлей. — Не вешайте мне лапшу на уши. Как вы могли его выбрать? Это же всего-навсего название. Точка на карте. У вас должна была быть какая-то причина.
Я кивнул.
— Я решил заглянуть к Слепому Блейку, — сказал я.
— Кто такой этот Слепой Блейк? — спросил Финлей.
Я видел, как он просчитывает различные сценарии так, как шахматный компьютер просчитывает возможные ходы. Кто мне этот Слепой Блейк — друг, враг, сообщник, заговорщик, учитель, кредитор, должник, моя следующая жертва?
— Слепой Блейк — это гитарист, — пояснил я. — Он умер шестьдесят лет назад, возможно, был убит. Мой брат купил пластинку, на конверте была статья, и там говорилось, что это произошло в Маргрейве. Брат написал мне об этом. Сказал, что он был здесь пару раз весной, по каким-то делам. Я решил сам заглянуть и попробовать что-нибудь выяснить.
Финлей молча вытаращил глаза. Мое объяснение показалось ему совсем неубедительным. Если бы я был на его месте, оно мне тоже показалось бы неубедительным.
— Вы приехали сюда для того, чтобы найти гитариста? — спросил он. — Гитариста, умершего шестьдесят лет назад? Почему? Вы играете на гитаре?
— Нет.
— Как ваш брат мог вам написать? — спросил он. — У вас ведь нет адреса.
— Он написал на адрес части, где я служил, — ответил я. — Оттуда всю мою почту переправляют в банк, куда я положил выходное пособие. Ее пересылают мне, когда я прошу выслать мне очередную порцию денег.
Финлей покачал головой. Сделал пометку.
— Автобус компании «Грейхаунд», отъезжающий в полночь из Тампы, верно? — сказал он.
Я кивнул.
— Билет сохранился?
— Полагаю, он в пакете с моими вещами, — сказал я, вспоминая, как Бейкер складывал в пакет весь тот мусор, что был у меня в карманах.
— А водитель автобуса вас вспомнит? — продолжал Финлей.
— Думаю, вспомнит, — сказал я. — Это была незапланированная остановка. Мне пришлось его уговаривать.
Я превратился в зрителя, отрешенно наблюдающего за происходящим со стороны. Сейчас моя задача не отличалась от той, что стояла перед Финлеем. У меня возникло странное ощущение, что мы с ним беседуем о каком-то абстрактном деле. Коллеги, обсуждающие запутанную проблему.
— Почему вы нигде не работаете? — спросил Финлей.
Я пожал плечами. Попытался объяснить.
— Потому что я не хочу работать, — сказал я. — Я работал тринадцать лет, и это меня никуда не привело. У меня такое ощущение, будто я попробовал делать так, как положено, но из этого ни черта не вышло. А теперь я буду делать так, как хочу сам.
Финлей молча смотрел на меня.
— У вас были неприятности в армии? — спросил он.
— Не больше, чем у вас в Бостоне, — ответил я.
Похоже, он удивился.
— Что вы хотите сказать?
— Вы проработали в Бостоне двадцать лет, — сказал я. — Вы сами мне это сказали, Финлей. Так почему вы очутились в этом забытом богом захолустье? Вы должны были выйти на пенсию, жить в свое удовольствие и ловить рыбу на мысе Код или где-нибудь еще. Что же с вами случилось?
— Вас это не касается, мистер Ричер, — нахмурился Финлей. — Отвечайте на мой вопрос.
Я пожал плечами.
— Спросите у армии.
— Спрошу, — заверил меня он. — В этом вы можете не сомневаться, черт побери. Вас уволили с хорошей аттестацией?
— А разве в противном случае я бы получил выходное пособие? — ответил вопросом на вопрос я.
— Почему я должен верить, что вы получили от армии хотя бы ломаный грош? — настаивал Финлей. — Вы живете как последний бродяга. Итак, с хорошей аттестацией? Да или нет?
— Да, — ответил я. — Естественно.
Он сделал еще одну пометку. Задумался.
— Как вы отнеслись к тому, что вас уволили со службы? — наконец спросил он.
Я обдумал его вопрос. Пожал плечами.
— Никак. Вот я был в армии, а теперь уже не в армии.
— Вы испытываете злость? — настаивал Финлей. — Чувствуете, что вас предали?
— Нет, — сказал я. — А должен чувствовать?
— И вас ничего не беспокоит? — спросил он так, как будто что-то обязательно должно было быть.
Я чувствовал, что хорошо бы что-нибудь ему ответить. Но не мог ничего придумать. Я служил в армии с самого своего рождения. Теперь я уже не служил в армии. И чувствовал себя бесподобно. Чувствовал свободу. Как будто всю жизнь у меня слегка болела голова. А я заметил это только тогда, когда она перестала болеть. Меня беспокоило только то, чем жить дальше. Чем зарабатывать на жизнь, не расставаясь с только что приобретенной свободой, — а это было весьма непросто. За полгода я не заработал ни гроша. Это была моя единственная проблема. Но я не собирался говорить о ней Финлею. Он сочтет это мотивом. Подумает, что я решил обеспечить дополнительное финансирование своей бродяжнической жизни, грабя людей. На складах. А затем их убивая.
— Наверное, переход дался мне нелегко, — наконец сказал я. — Особенно если учесть, что такую жизнь я вел с детства.
Финлей кивнул. Обдумал мой ответ.
— Почему уволили именно вас? — спросил он. — Вы сами вызвались уйти со службы?
— Я никогда и нигде не вызывался сам, — сказал я. — Первое правило солдата.
Опять молчание.
— У вас была какая-то специализация? — наконец спросил Финлей. — На службе?
— Сначала общее поддержание порядка, — ответил я. — Таково правило. Затем пять лет я занимался обеспечением режима секретности. А последние шесть лет я занимался кое-чем другим.
Пусть сам спросит.
— Чем же? — спросил Финлей.
— Расследованием убийств, — ответил я.
Финлей откинулся назад. Крякнул. Снова сплел пальцы.
Посмотрел на меня и шумно вздохнул. Подался вперед. Ткнул в меня пальцем.
— Верно, — сказал он. — Я обязательно все проверю. У нас есть ваши отпечатки. Они должны иметься в военном архиве. Мы запросим вашу служебную характеристику. От начала и до конца. Со всеми подробностями. Мы проверим автобусную компанию. Проверим билет. Найдем водителя, найдем пассажиров. И если вы сказали правду, мы достаточно скоро это выясним. Если вы сказали правду, возможно, это позволит вам отмыться. Несомненно, все определит хронология событий. Но пока в деле остается много неясного.