– Итак, ваше мнение?
– Он на самом деле был геем, и кто-то это знал. Но убили его по другой причине.
– Да, причина другая, – согласился я. – Предположим, он действительно был геем. Он прослужил шестнадцать лет. Пережил большую часть семидесятых и все восьмидесятые. Так почему это произошло именно сейчас? Времена меняются, становится лучше, он научился скрывать свои пристрастия, он даже ходил с приятелями в стрип-клубы. Нет никаких причин для того, чтобы это случилось, да еще так неожиданно. Раньше могло бы. Четыре года назад, или восемь, или двенадцать, или шестнадцать. Всякий раз, когда он начинал служить в другом подразделении и знакомился с новыми людьми.
– Тогда в чем же причина?
– Понятия не имею.
– В любом случае она может оказаться очень неприятной. Вроде смерти Крамера в мотеле.
– Похоже, Бэрд вообще очень неприятное место.
– Вы думаете, вы здесь именно по этой причине? Из-за Карбона?
– Вполне возможно. Все зависит от того, что он собой представлял.
Я попросил Саммер собрать и отправить куда следует все соответствующие отчеты и извещения, а сам решил вернуться в свой кабинет. Новости распространяются быстро, и я обнаружил, что меня уже ждут три сержанта из «Дельты», которые пожелали из первых рук узнать, что случилось. Типичные парни из отряда специального назначения, невысокие, сухопарые, жилистые, слегка неряшливые, твердые как кремень. Двое старше третьего, который был с бородой и загорел так, будто недавно вернулся из очень жарких стран. Все трое мерили шагами мою приемную. Дежурный сержант, у которой был маленький сын, сидела там же. Я решил, что она поменялась с кем-то сменами. Она смотрела на них так, словно боялась, что с них станется в перерывах между курсированием по приемной напасть на нее. Я велел им войти за мной в кабинет, закрыл дверь и сел за стол, оставив их стоять перед ним.
– Это правда насчет Карбона? – спросил один из тех, что постарше.
– Его убили, – сказал я. – Не знаю кто и почему.
– Когда?
– Вчера вечером, в девять или десять часов.
– Где?
– Здесь.
– У нас закрытая база.
– Преступник не был гражданским лицом, – сказал я.
– Мы слышали, что тело сильно изувечено.
– Очень сильно.
– Когда вы будете знать, кто это сделал?
– Надеюсь, скоро.
– У вас есть зацепки?
– Ничего определенного.
– Вы сообщите нам, когда вы узнаете?
– А вы этого хотите?
– Естественно.
– Почему?
– Вы знаете почему.
Я кивнул. Гей или нет, Карбон являлся членом отряда, наводящего ужас на всех в мире, и его товарищи не собирались так это оставить. На мгновение меня охватила зависть. Если бы меня изувечили ночью в лесу, сомневаюсь, чтобы три крутых парня отправились в восемь утра прямиком в чей-нибудь офис, возмущенные случившимся и готовые отомстить за мою смерть. Потом я снова взглянул на них и подумал: «У преступника могут возникнуть очень серьезные неприятности. Мне потребуется только сболтнуть его имя».
– Мне нужно задать вам несколько обычных полицейских вопросов, – сказал я.
Я спросил их о самых стандартных вещах. Были ли у Карбона враги? Вступал ли он с кем-нибудь в конфликты? Угрозы? Драки? Все трое дружно мотали головами и отвечали на каждый мой вопрос отрицательно.
– Что-нибудь еще? – спросил я. – Было что-нибудь такое, что могло бы угрожать его жизни?
– Например что? – невозмутимо спросил один из старших сержантов.
– Все, что угодно, – сказал я, решив остановиться на этом.
– Нет, – ответили они хором.
– У вас есть какие-нибудь предположения? – поинтересовался я.
– Присмотритесь к рейнджерам, – сказал молодой сержант. – Найдите того, кто не справился с подготовкой в отряд «Дельта», но продолжает считать, что достоин стать одним из нас.
Потом они ушли, а я остался сидеть, размышляя над их последним заявлением. Рейнджер, который хочет что-то доказать? Я в этом сомневался. Не слишком правдоподобная теория. Сержанты «Дельты» не отправляются в лес с теми, кого они не знают, чтобы получить там по голове. Они проходят длительную и очень серьезную подготовку, которая сводит подобные случайности практически на нет. Точнее, делает их невозможными. Если бы рейнджер решил подраться с Карбоном, у подножия дерева обнаружили бы тело рейнджера. Если бы с ним пошли два рейнджера, мы бы нашли двух мертвых рейнджеров. В самом худшем случае на теле Карбона имелись бы раны, говорящие о том, что он защищался. Прикончить его было бы совсем не просто.
Значит, он отправился туда с человеком, которого знал и которому доверял. Я представил себе, что он совершенно спокоен, о чем-то болтает, возможно, улыбается, совсем как в том баре. Может быть, указывает куда-то дорогу, ничего не подозревая и повернувшись спиной к тому, кто на него напал. Затем я представил себе, как из-под шинели появляется монтировка или ломик, убийца замахивается и наносит удар, раздается треск костей. Потом снова. И снова. Три неожиданных удара. А застать врасплох парня вроде Карбона совсем не просто.
Зазвонил мой телефон, и я взял трубку. Это был полковник Уиллард, урод, сидящий в офисе Гарбера в Рок-Крике.
– Где ты? – спросил он.
– В своем кабинете, – ответил я. – Как бы иначе я мог ответить на ваш звонок?
– Оставайся там, – сказал он. – Никуда не уходи, ничего не делай, никому не звони. Это прямой приказ. Просто сиди тихонько и жди.
– Чего?
– Сейчас я приеду.
Он отключился, а я положил трубку на место.
Я сидел на своем месте. Никуда не пошел. Ничего не делал. И никому не стал звонить. Сержант принесла мне чашку кофе, и я ее взял. Уиллард не приказывал мне умереть от жажды.
Через час я услышал в приемной голос, и ко мне вошел молодой сержант из отряда «Дельта», тот, что с бородой и сильным загаром. Я предложил ему сесть и задумался над полученным приказом. «Никуда не уходи, ничего не делай, никому не звони». Получается, если я стану разговаривать с парнем, будет считаться, что я что-то делаю, и это вступит в противоречие с той частью приказа, в которой говорится: «Ничего не делай». Но с другой стороны, дыхание – это работа (в формальном смысле). Метаболизм – тоже. Мои волосы и щетина на лице продолжали расти, как и все двадцать ногтей. Я терял вес. На самом деле для человека невозможно ничего не делать. Поэтому я пришел к выводу, что данную часть приказа можно рассматривать как риторическую.
– Чем могу помочь, сержант? – спросил я.
– Я думаю, что Карбон был геем, – сказал сержант.
– Ты думаешь, что он им был?