– Мы тут частенько сталкиваемся с просьбами отвернуть от мужа любовницу, – улыбнулась Оля, – ну из десяти посетительниц восемь об этом просят. Не поверите, какие потом благодарности пишут, цветы несут, конфеты, ну и рекламируют нас, конечно, среди знакомых.
– И как вы такое проделываете? – заинтересовалась я.
– Да женщины сами во всем виноваты, – вздохнула Оля, – выйдут замуж и думают, что теперь вторая половина от них никуда не денется. Вот и начинают шляться по дому в грязном халате, с мордой, намазанной майонезом… А мы даем бутылочку с настойкой, велим каждое утро капать благоверному в чай и обещаем через два месяца полнейший успех, но… При соблюдении некоторых условий. В течение этого срока нужно всегда быть дома при полном параде, с улыбкой на губах. Вечером на столе должен стоять ужин, а в постель следует ложиться в кружевном белье, никаких бигуди, масок и рваных футболок… А главное, полное отсутствие скандалов, вслух произносить имя соперницы нельзя. Кстати, мы и мужа велим звать как-нибудь по-иному: котик, зайчик… Ну и что? Настойка дорогая, а мы предупреждаем: нарушите условия, пеняйте на себя, деньги не возвращаются… И не поверите, успех практически стопроцентный, так что мы честно отрабатываем гонорар.
– Ладно, – прервала я ее, – с салоном понятно, но зачем вы любовницей Эдика представлялись?
– Брат попросил.
– Почему?
– У него роман разгорелся с одной дамой, у которой муж такой человек! Узнай этот Виктор об измене супруги, убил бы и ее, и Эдика! Вот он и придумал, что я его любовница, ревнивая, скандальная и отвратительная. Народ на тусовках не знал, что мы брат и сестра.
Действие разворачивалось по стандартной схеме. Вместе приезжали на какое-нибудь сборище, куда частенько приглашался и муж настоящей любовницы. Эдик и Эфигения демонстрировали «любовные» отношения, потом раздавался звонок на мобильный Малевича, и он с досадой сообщал: «Черт, Гема звонит, извини, дорогая».
Эфигения устраивала дикий скандал, била посуду, официанты испуганно бежали за валерьянкой. Малевич быстро совал халдеям сто долларов и уносился, покинутая «любовница», подебоширив еще чуть-чуть, преспокойненько удалялась по своим делам. После десятка подобных сцен люди стали поговаривать: «Бедный Эдик, такой приятный, интеллигентный, ну что его на стерв тянет».
– Муж Эдькиной любовницы, – усмехнулась Ольга, – жалел его, все вздыхал: «Брось вздорную бабенку, найди другую».
– В конторе-то окна зачем били?
– Ну это в самом начале «романа» произошло, – хмыкнула Ольга, – вы знаете, чем они на кладбище занимались? Ну, про животных?
– Да.
– Так вот, у Виктора дог умер, и он привез его кремировать, только урну не в колумбарии захоронить решил, а у себя во дворе, в загородном доме. Вот Эдька и попросил: «В три часа Виктор явится прах забирать, давай подъезжай со скандалом».
Они устроили настоящий спектакль. Эфигения швырялась осколками кирпичей, Эдик обнимал ее потом в кабинете, успокаивал, отправил домой… Виктор только головой качал.
«Как только терпишь такую стерву?»
«Люблю я ее, – серьезно отвечал Малевич, – прямо сохну, хоть она действительно хулиганка!»
В общем, заморочили мужику голову капитально. И никаких подозрений насчет своей супруги и Эдика у Виктора не возникало.
– А не боялись, что Гема вас на чистую воду выведет?
– Да как? Безобразничала цыганка Эфигения, а не Ольга Малевич, с которой Гема, кстати, так ни разу и не встретилась. Меня в гриме бы и родная мать не узнала!
– Фамилию этого Виктора мне подскажи!
Ольга замялась.
– Может, не надо?
– Давай говори, – велела я.
– Только вы там поосторожней, он и жену убить может.
– Ну, кто это?
– Виктор Климович Подольский, его еще в газетах Бешеным зовут.
Я почувствовала легкий ужас. Да уж, такой ни перед чем не остановится.
Я ушла от Ольги примерно через час, дав ей телефоны отделения милиции, которое занимается расследованием убийства ее брата. В конце разговора я все же призналась, что являюсь частным детективом, нанятым Гемой. Весть о самоубийстве невестки не так сильно повлияла на Ольгу, как сообщение о кончине брата. Она только сухо уронила:
– Ну надо же, от нее я подобного не ожидала.
– Почему? – поинтересовалась я.
– Думала, ее только деньги волнуют.
– Но вы же не были знакомы с ней!
– Так Эдик говорил.
Я посмотрела в окно. За стеклом постепенно сгущались ранние ноябрьские сумерки. Эдик говорил! Похоже, Малевич был отменный врун, любитель хорошо поставленных спектаклей.
– Значит, вы ошибались. Гема не вынесла смерти мужа.
Ольга кивнула. Я совсем было собралась уходить, но на пороге притормозила.
– Скажите, а почему вы месяц тому назад перестали изображать ревнивую любовницу?
– Три, – ответила Ольга.
– Что три?
– Три месяца назад я познакомилась с парнем, и у нас завязались особые отношения, понимаете?
– Конечно.
– Эдик потом нашел мне замену, Лену, танцовщицу из стрип-бара. Теперь Лена служила прикрытием. Эдик обожал Жанну.
– Кого?
– Супругу Виктора зовут Жанна, – пояснила Ольга, – у них была жуткая любовь, просто Ромео и Джульетта престарелые, я очень жалела Эдьку…
– Так ведь развод разрешен, – удивленно сказала я, – кто им мешал получить необходимый штамп в паспорте и соединиться?
Ольга с жалостью глянула на меня:
– Вы не представляете себе норов Виктора, думаете, ему зря такую кликуху дали? Нет, для Жанки день, когда она объявит мужу о своем желании уйти от него, станет последним. Вмиг окажется на дне реки в бочке с цементом. Виктору человека убить – как мне чихнуть. Нет, это была бесперспективная, какая-то обреченная любовь, трагическая…
Оказавшись на улице, я вдохнула холодный воздух и пошла к метро. На дороге сегодня гололед, машины едут, словно медведи, вставшие на коньки… Нет, в такую погоду лучше передвигаться на муниципальном транспорте, пусть у машиниста голова болит, а я уж как-нибудь в вагоне, на пассажирском месте… Вождение не доставляет мне ни малейшей радости, только стресс, ни о чем, кроме дороги, думать не могу, в метро же так хорошо, тепло, светло и уютно… Конечно, живя летом на даче в Алябьеве, без «Жигулей» не обойдешься, а зимой…