– У нас все живы? – заорала я.
– Почти, – откликнулся Сережка, выходя в коридор.
– Что случилось? – испугалась я. – Собаки заболели?
– Некоторые женщины сначала интересуются здоровьем своих бедных, брошенных, голодных деток, – ехидно заметил Кирюшка, высунув голову из гостиной. – Ты обед сделала?
– Нет, – пробурчала я, стаскивая сапоги.
– А ужин?
Я молча повесила шубу в шкаф.
– Отвяжись от Лампуделя, – велел Сережка, – пусть поест сначала. Ужин тебе сегодня дали, чего еще?
Кирюшка исчез, я вошла на кухню и ахнула. Посередине стола высилась огромная, пятилитровая кастрюля с отварной картошкой, рядом исходила соком жирная селедка.
– Это кто же постарался? – промычала я с набитым ртом. – Покажите этого человека…
– Ваня приготовил, – вздохнула Лиза.
Вдруг из глубин квартиры раздались жуткие звуки. Кусок восхитительной рыбы выпал у меня изо рта и шлепнулся на пол. Сидевшая на боевом посту у стола Муля мигом схватила селедочку, но мне было не до прожорливой мопсихи.
– Что случилось? – в страхе напряглась я.
– Кое-кто с ума сошел, – загадочно ответила девочка.
– Кто? Какое существо способно издавать подобные вопли? Опять Арчи хулиганит?
– И он тоже, – вздохнул Сережка, – не дом, а передвижной цирк… Никакого покоя…
– Почему цирк? – бормотала в растерянности я.
– А ты сходи в гостиную, представление в самом разгаре, – буркнул Сережка, – уголок тети Наташи Дуровой и дедушки Кащенко, два в одном, так сказать, шампунь «Пантин» и ополаскиватель…
Я кинулась в гостиную, рванула дверь… На полу был разложен дерматин, на столе куски бумаги… У окна стоял Иван, сосредоточенно затачивающий бритвой карандаш.
– О, – сказал мастер, – добрый вечер, Лампа, иди, я там селедочку разделал, жирную, пальчики оближешь. Эх, жаль, не пью, под такую закусь прямо водочка просится…
Но я не слушала мужика, глядя во все глаза в правый угол комнаты.
Там покоилось странное, доселе не виданное мной никогда сооружение: доска, обмотанная старыми, рваными пододеяльниками. Около конструкции стояли на задних лапах все наши кошки, сверху восседал нахохленный Арчи.
– О-а-у-ы-и, – завывали на разные голоса Клаус, Семирамида и Пингва, яростно раздирая когтями тряпки, – о-а-у-ы-и…
– О-а-у-ы-и, – вторил Арчи, когда кошки переводили дух, – о-а-у-ы-и…
– Что с ними?!
– Где? – спокойно поинтересовался Ваня. – С кем?
Я ткнула пальцем в сторону «хоровой группы».
Иван улыбнулся:
– Замечательная штука, когтеточка называется. Теперь коты больше не будут драть мебель, только здесь проводить время начнут. А то обидно получится, перекрою табуреточки, а зря, подойдут и вмиг раздерут.
– О-а-у-ы-и, – выли в разной тональности Клаус, Семирамида и Пингва.
Два первых животных вели басовую партию, третья выступала в роли драматического сопрано.
– Почему они от нее не отходят? – шепотом спросила я.
Вид у кошек и впрямь был безумный. Глаза выкатились из орбит, пасти полуоткрыты, и из них капает слюна. С невероятным тщанием несчастные животные рвали остатки постельного белья и выли.
– Хитрость применил, – сощурился Иван, – ишь как их разобрало! Все, радуйтесь теперь, мебель цела останется.
В этот момент Пингва издала особо пронзительно:
– О-о-о…
Я невольно поежилась. По мне, так лучше с продранными табуретками, но в тишине. Похоже, что такого же мнения придерживались и другие члены семьи, потому что Сережка со вздохом спросил:
– Заткнуть их нельзя?
– Или громкость убавить, – влезла Лизавета.
– Чай, не радио, живая душа, – возмутился Иван, – нравится им сильно когтеточка, вот и орут от восторга. Или хотите с изуродованными креслами жить?
– Мне так все равно, на чем сидеть, – пожал плечами Сережка.
– И мне, – добавил Кирюшка.
Я уже собралась к ним присоединиться, но тут из коридора раздался веселый голос Катюши:
– Всем привет, кто у нас валерьянку разлил?
Так вот чем пахнет в квартире!
– Ты облил когтеточку настойкой валерьянового корня! – закричала я.
– Точно, – кивнул Иван, – теперича не оторвутся, ишь как их разбирает…
– Надо немедленно унести когтеточку, – вспылила я, – несчастные киски опьянели и сейчас до обморока дойдут.
– По-моему, они уже теряют сознание, – сообщила Лизавета, указывая пальцем на Клауса, который, кинувшись на пол, принялся кататься на спине, изгибаясь во все стороны, – сейчас скончается!
– От удовольствия, – фыркнул Иван, – не желаете, не надо, я хотел как лучше…
– А вышло как всегда, – ответил Сережка, схватил когтеточку и поволок ее на помойку.
Едва за ним захлопнулась дверь, киски в изнеможении рухнули на пол и застыли в полной неподвижности.
Ночью я проснулась от легкого скрипа и тихих деликатных шагов. Полежала секунду без сна, потом выглянула в коридор.
Иван, в одних трусах и тапках, осторожно открывал входную дверь. Мое сердце тревожно сжалось, вот оно как! Мы поселили в доме бандита, он сейчас пригласит сообщников, те ворвутся, убьют домашних, ограбят квартиру… Но Иван не стал никого впускать, а, наоборот, выскользнул наружу. В ту же секунду я оценила абсурдность предположения! Ну зачем прокрадываться в дом ночью и брать на себя мокруху? Беспечных хозяев день-деньской нет на месте, сто раз уже можно было утащить все вещи, вынести мебель, да и продать саму квартиру… Нет, Ваня честный человек, это у меня от погони за убийцей крыша уехала. Случается такое иногда с профессионалами. Психиатру все кажутся сумасшедшими, учителю – двоечниками. Но куда он отправился, голый, в тапках? Может, решил покурить на лестничной клетке?