Но глупышка рано радовалась. Примерно через полчаса после удачно проведенной замены в крохотную комнатку, где, сидя на перевернутом ведре, курила довольная Лика, ворвалась Евгения Ивановна и каменным голосом спросила:
– Где дельфус регал? Отвечай немедленно!
Уж как ни глупа была в те годы Лика, но мигом сообразила: рассказывать правду нельзя. Разъяренная баба может и охрану вызвать, а тогда мало никому не покажется. Конечно, изучение глистов не бог весть какой секрет, но отвратительная Червь могла раздуть из глупости целое дело, причем уголовное. Лика просто услышала, как четкий голос судьи читает: «…в составе преступной группы, с целью дискредитации известного ученого, в результате сговора…» Страх придал ей ума, и Лика мгновенно сориентировалась. Все-таки она собиралась стать актрисой и имела явные лицедейские замашки. Мигом зарыдав, девушка начала «каяться»:
– Ну простите, случайно вышло…
Евгения Ивановна внимала «исповеди», поджав губы. Потом, когда Лика примолкла, посмотрела на размазанную по щекам уборщицы тушь и строго поинтересовалась:
– Ладно, предположим, и правда случайно разлила, при твоей неаккуратности такое вполне возможно, но зачем дистиллированную воду в штатив подсунула?
Лика опять зарыдала:
– Так боялась, что вы заметите, заругаетесь, бабушке пожалуетесь, а та меня со свету сживет. Вот и подумала, что сойдет, воду разлила – воду налила…
– Ты еще глупее, чем кажешься, – припечатала мерзкая Червь, – впрочем, прямо сейчас я отправлюсь сначала к Зинаиде Васильевне, а потом в дирекцию. Этот случай следует обсудить на общем собрании, затем принять меры, чтобы другим неповадно было!
Лика заплакала еще сильней. Но Евгения Ивановна была неумолима, сделала разворот через правое плечо и двинулась к Зинаиде Васильевне. Несчастная Вересова затаилась в кладовке, между веником и ведром, мысленно неумело вознося молитвы ангелу-хранителю, надоумившему свою подопечную не выдавать Аню Яхнину. Если такая буча разгорелась из-за простой неосторожности, представьте, что может выйти, если отвратительная Червь узнает об истинном положении дел.
Но неожиданно все закончилось просто прекрасно. Часа через два в кладовку, тяжело ступая, вошла бабушка и протянула внучке листок.
– Подписывай.
– Что это? – робко поинтересовалась девушка.
– Заявление об уходе по собственному желанию, – пояснила Зинаида Васильевна и, глядя, как внучка царапает ручкой по бумаге, добавила: – Наверное, тебе действительно следует идти в актрисы, научная работа требует самоотдачи, собранности, целеустремленности и крайней аккуратности. А как я погляжу, от тебя ничего подобного ожидать не приходится.
Лика от радости боялась пошевелиться, а грозная бабка продолжала:
– Впрочем, Евгения Ивановна абсолютно зря пыталась раздуть сей инцидент! Пробирки у нас бьются, и не только с дельфусом регал, который благополучно погиб, когда ты его размазала досуха тряпкой, а с намного более страшными вещами. Плохо другое: тебе нужно было не наливать дистиллированную воду и пытаться скрыть следы безобразия, а поступить так, как предписывает инструкция, тебя же учили! Ну-ка повтори!
– Тщательно закрыть помещение, – всхлипнула Лика, – включить над дверью красную лампу и вызвать из седьмой комнаты Сергея Петровича Когтева…
– Вот видишь, – удовлетворенно заметила бабушка, – а почему ты не выполнила предписание?
Лика вновь старательно разрыдалась:
– Боялась, заругают.
Неожиданно строгая бабка погладила ее по голове:
– Маленькая ты еще, глупенькая. Ладно, собирайся домой.
– А Евгения Ивановна в первый отдел и к директору не пойдет? – робко поинтересовалась Лика.
Зинаида Васильевна усмехнулась:
– Червь не слишком любит тех, кто совершает, пусть даже невольно, ошибки. Но я не позволю ей портить анкету моей внучки.
– А она послушается тебя, бабуля?
Неожиданно Зинаида Васильевна весело рассмеялась:
– Пусть попробует нагадить! У нее через неделю в нашем совете двоюродная сестра собирается докторскую защищать, а я, между прочим, председатель этого сообщества. Накидают черных шаров, или кворум не соберется, а может, в бумагах неполадки найдутся… Ну и отменится защита на полгода… Нет, Евгения Ивановна не дура и согласилась замять ситуацию, но поставила одно условие, чтобы тебя с завтрашнего дня тут и духу не было.
Вот так неожиданно все устроилось самым наилучшим образом. Институт тропической медицины остался в прошлом, о вступлении Лики на врачебную стезю бабушка более не заговаривала, ну а затем жизнь и вовсе сложилась прекрасно. Сначала муж перетащил ее в свой театр, а когда коллектив благополучно прогорел, они основали клуб «Романо» и теперь живут припеваючи.
– Бедная бабушка, – вздохнула Лика, – она сначала с большим энтузиазмом отнеслась к моему актерству. Решила, раз уж из меня не вышел ученый, пусть получится звезда подмостков. Но когда мы создали клуб… Бог мой, что началось! Топала ногами, кричала, что я подалась в проститутки, прямо цирк… И ведь вот какая упорная! Живет на грошовую пенсию, нуждается, а от меня ни копейки не берет. Сколько раз я деньги привозила, продукты, ни в какую! Даже на порог не пускает! Ну и характер!
– А Аня Яхнина где теперь?
Лика рассмеялась.
– Хрен ее знает. Толкнула меня на пакость, сама сделать побоялась… Но я на нее не в обиде, в конце концов только лучше получилось… Где Аня? Небось все там же, в институте, она прямо ненормальная была, тряслась возле пробирок, о Нобелевской премии мечтала… Мы больше с ней никогда не встречались, хотя могла бы позвонить и спасибо сказать за то, что я ее не выдала. Вот уж с ней бы так просто, как со мной, не поступили. Раскрой я тогда рот, вся карьера у Яхниной разом закончилась бы…
Я вышла из «Романо» на темную стылую улицу и побрела к метро. Длинная магистраль выглядела пустынной, прохожих никого, ледяная, ветреная погода разогнала москвичей по домам. Может, впрямь следует учиться водить машину и зимой, а не только летом.
Вот сейчас бы с комфортом ехала в теплом салоне, а не неслась, дрожа от страха и холода, к подземке… Хотя если учесть, что даже сухим июньским днем я покрываюсь потом от напряжения, накручивая руль…