— Думаю, это тоже ужасно.
— Кроме того, мы не приравниваем секс к греху. Грех для нас — бездумное размножение, которое может сорвать все планы. Но удовольствие — совершенно другое дело. Например, мы отбираем молодых и привлекательных мужчин и женщин из низшего класса — тех, кто не обладает пси-силой — и обучаем их, чтобы они могли обслуживать мужчин и женщин из знатных семейств.
— А с женщинами из своего класса вы встречаетесь?
— Конечно. До тринадцати лет мы растем и учимся вместе. Женщин изолируют лишь после того, как они достигнут детородного возраста, чтобы уберечь их. Кроме того, мы собираемся вместе на различные семейные мероприятия: балы, охоты, пикники, но все это только в стенах поместий.
— А до какого возраста мальчики живут со своими матерями в женских помещениях?
— Все дети живут с матерями до тринадцати лет.
— А после этого они могут с ними видеться?
— Ну разумеется! Это же их матери!
— Не обижайся. Просто все это для меня очень странно.
Забравшись к ней под рубашку, Tax провел рукой по ее ноге.
— Значит, у вас есть сексуальные игрушки, — размышляла Блайз вслух, в то время как его руки исследовали тело женщины, а она ласкала его твердеющий член. — Звучит заманчиво.
— Хочешь стать моей сексуальной игрушкой?
— А я-то думала, что уже являюсь ей.
* * *
Проснулся он оттого, что замерз. Он уселся в постели и обнаружил, что Блайз рядом нет, а покрывала волочатся по полу. За пологом, представлявшим собой длинные нити бус, слышались какие-то голоса. За окнами горестно завывал ветер, бил в стекла, пытаясь отыскать какую-нибудь щелку или трещинку. По спине у него побежали мурашки, хотя в комнате было совершенно не холодно. Низкие гортанные голоса за пологом воскресили в его памяти детские страшилки о не нашедших покоя душах предков, которые вселялись в тела своих прямых потомков. Он поежился и встал с кровати. Бусы негромко зазвенели, смыкаясь за ним, и его взору предстала Блайз: она стояла в центре комнаты и вела жаркий спор сама с собой.
— Говорю тебе, Оппи, нужно разрабатывать...
— Нет! Мы же уже обсуждали это и решили, что сейчас главное — наш прибор. Мы не можем себе позволить отвлекаться на водородную бомбу.
Тахиона сковал ужас. Подобное уже случалось прежде, когда она уставала или была чем-то расстроена, но чтобы до такой степени — никогда. Он знал, что должен отыскать Блайз как можно скорее, или она заблудится навсегда, и усилием воли заставил себя действовать. В два прыжка Tax очутился рядом с ней, прижал ее к себе и коснулся ее разума — и едва не отпрянул от ужаса, очутившись в гуще чудовищного водоворота противоборствующих личностей, каждая из которых пыталась взять верх над остальными, в то время как Блайз беспомощно кружилась в центре. Он бросился к ней, но дорогу ему преградил Генри. Тахион яростно отпихнул его в сторону и окружил ее надежной защитой своего разума. Остальные шесть личностей реяли вокруг них, пытаясь сломить его защиту. Объединенными усилиями они с Блайз загнали Теллера на свое место, аналогично поступили с Оппенгеймером; Эйнштейн удалился сам, что-то бубня себе под нос, а Солк просто казался озадаченным.
Блайз в его объятиях вдруг обмякла, и эта неожиданная тяжесть оказалась слишком велика для его измученного тела. Колени у него подломились, и он с размаху сел на пол. Было слышно, как на улице молочник разносит заказы, и Тахион понял: борьба за Блайз заняла не один час.
— Черт бы побрал тебя, Арчибальд, — пробормотал он, но ругательство показалось ему слишком ничтожным, как и его возможности помочь ей.
* * *
— По-моему, ты это сгоряча, — пробормотал Дэвид Герштейн. Рука Тахиона замерла в воздухе. — Конем было бы лучше.
Такисианин кивнул и быстро сделал ход. И тут же ахнул, сообразив, каковы будут последствия.
— Ах ты, плут! Ты обманул меня!
Герштейн беспомощно развел руками.
— Это был всего лишь совет.
Голос молодого человека был мягким и обиженным, но в темно-карих глазах прыгали веселые искорки.
Тахион хмыкнул и заерзал, удобнее устраиваясь на диване.
— Меня очень тревожит, что человек твоего положения опускается до того, чтобы использовать свой дар в столь низменных целях. Ты должен подавать пример другим тузам.
Ухмыльнувшись, Дэвид потянулся к стакану.
— Этот образ я приберегаю для публики. Но уж со своим создателем-то я могу быть тем, кто я есть на самом деле?
— Не надо.
Повисла напряженная тишина: перед мысленным взором Тахиона вновь промелькнули картины, которые он предпочел бы не вспоминать, а Дэвид с преувеличенной сосредоточенностью переставил карманную шахматную доску на микроскопическое расстояние влево.
— Прости.
— Ничего. — Он ободряюще улыбнулся молодому человеку. — Давай продолжим игру.
Тот кивнул и склонился над доской. Тахион отхлебнул из своей чашки кофе по-ирландски и подержал его во рту, наслаждаясь теплом, прежде чем проглотить. Он испытывал неловкость за то, что так резко отреагировал на это шутливое замечание. В конце концов, мальчик не хотел его обидеть.
Он познакомился с Дэвидом в начале тысяча девятьсот сорок седьмого, в госпитале. В День дикой карты Дэвид играл в шахматы в придорожном кафе. Тогда он не заметил у себя никаких необычных симптомов, но несколько месяцев спустя его, корчащегося в конвульсиях, доставили в госпиталь. Тахион боялся, что этот пылкий и красивый молодой человек пополнит собой список безликих и безымянных жертв, но вопреки всем его ожиданиям тот выздоровел. Они установили, что тело Дэвида выделяет сильнодействующие феромоны, которые делали любое сопротивление ему практически невозможным. Он вступил в команду Арчибальда Холмса, получил от очарованной им прессы прозвище Парламентер и продолжил использовать свое сверхъестественное обаяние, чтобы умиротворять забастовщиков, заключать разнообразные соглашения и выступать посредником в общении с мировыми лидерами.
Тахион заметно выделял его среди прочих и под его руководством выучился играть в шахматы. То, что Дэвиду пришлось прибегнуть к своим способностям, чтобы не дать сопернику выиграть, свидетельствовало как о растущем мастерстве ученика, так и о способностях учителя. Инопланетянин улыбнулся и решил отплатить юноше той же монетой.
Он осторожно выпустил щупальце мысли, проскользнул сквозь защитные барьеры Дэвида и принялся наблюдать за тем, как его блестящий мозг напряженно взвешивает и оценивает все возможные ходы. Решение было принято, но прежде, чем Герштейн успел выполнить его, Tax нанес удар, стерев это решение из его памяти и заменив его другим.
— Шах.
Дэвид растерянно уставился на доску, потом с воплем смахнул ее на пол, а Тахион упал на диван, уткнулся лицом в подушку и захохотал.