Когда приятели закончили оборудовать «жук», он стал куда тяжелее «паккарда», но это, похоже, не имело никакого значения. Четыре с половиной часа без единой посадки машина бесшумно и практически без усилий парила над свалкой — и хоть бы единая капелька пота выступила у водителя (летчика?) на лбу!
Когда Том услышал сообщение по радио, его словно током ударило. «Вот оно!» Надо было бы дождаться Джоуи, но тот уехал в «Помпеи-Пиццу» за обедом, а времени терять было нельзя, ведь ему представился такой шанс!
По кучам искореженного металла и мусора пробежали резкие тени от кольца фонарей на днище панциря — Том поднял свое бронированное убежище в воздух, он поднимался выше и выше: восемь футов, десять, двенадцать. Его глаза нервозно перебегали с одного экрана на другой, глядя на удаляющуюся землю. Один из них, кинескоп которого был извлечен из старой «Сильвании», начал медленно вращаться. Том пощелкал рукояткой и остановил его. Ладони были липкими от пота. Пятнадцать футов.
Наконец «черепаха» очутилась над береговой линией. Впереди простиралась тьма; ночь была слишком хмурой, чтобы можно было разглядеть Нью-Йорк, но молодой человек знал, что он там, главное — добраться до него. На маленьких черно-белых экранах воды Нью-Йоркской бухты казались даже темнее, чем обычно; чернильный океан, уходящий в бескрайнюю даль, волновался. Пока не покажутся огни города, придется двигаться вслепую. И если он потеряет контроль над своей «черепахой» на воде, то присоединится к Джетбою и Кеннеди куда раньше, чем собирался: даже если ему удастся отвинтить люк достаточно быстро, чтобы не утонуть, он все равно не умеет плавать.
Но он не потеряет контроль, так какого же черта он колеблется? Он никогда не потеряет контроль, ведь так? Он должен верить в это.
Он сжал губы, мысленно оттолкнулся — и машина плавно заскользила над водой. Соленые волны под ним то вздымались, то оседали. Тадбери никогда раньше не приходилось передвигаться таким образом по воде — он запаниковал, и «черепаха», качнувшись, опустилась на три фута вниз, прежде чем Том вновь овладел собой и выправил ее. Усилием воли он заставил себя успокоиться, распрямил плечи и набрал высоту. Высота, думал он, он спустится с высоты, он прилетит, как Джетбой, как Черный Орел, как чертов туз. Машина неслась над водой, все быстрее и быстрее, скользила над бухтой стремительно и уверенно, и Том приободрился. Никогда еще не было ему так хорошо, никогда он не чувствовал себя столь немыслимо могущественным.
Компас работал превосходно; менее чем через десять минут перед ним показались огни Баттери и Уолл-стрит. Том поднялся еще выше и поплыл в верхнюю часть города, держась берега Гудзона. Под ним промелькнула и исчезла «Могила Джетбоя». Не раз он стоял перед ней, глядя в лицо великанской бронзовой статуе перед ней.
У него была с собой карта Нью-Йорка, но сегодня он не нуждался в ней; зарево пожара было видно почти за милю. Даже внутри своего панциря Тадбери ощущал волны жара, которым дохнуло на него, когда он пролетал над горящим зданием. Зажужжали вентиляторы; по его команде включились камеры. Внизу творилось безумие: сирены и крики, зеваки, спешащие пожарные, полицейское ограждение и машины скорой помощи, пожарные машины... Сначала никто не заметил «черепаху», зависшую на высоте пятидесяти футов над тротуаром, пока машина не спустилась пониже и огни ее фар не осветили стены здания. Тогда все принялись указывать на нее; возбуждение ударило в голову молодого человека, как шампанское.
Но у него был всего лишь миг, чтобы насладиться этим ощущением. Потом краешком глаза он заметил на одном из своих мониторов женщину. Она внезапно появилась в окне пятого этажа, давясь мучительным кашлем; платье на ней уже занялось, жадные языки пламени тянулись к ней. Женщина завизжала и спрыгнула.
Том поймал ее в воздухе, не задумываясь, не колеблясь, не спрашивая себя, сумеет ли, — и осторожно опустил наземь. Женщину тут же окружили пожарные, стащили с нее платье и поспешно повели к «скорой». Теперь наверняка странный темный силуэт, парящий в ночи и окруженный кольцом ярких огней, привлек внимание всех. Полицейская частота затрещала и ожила; о нем докладывали, как о летающей тарелке. Тадбери ухмыльнулся.
Один из полицейских забрался на крышу машины с мегафоном в руках и что-то закричал. Том выключил радио, чтобы лучше слышать. Ему приказывали приземлиться и назваться, спрашивали, кто он такой и что собой представляет.
Это было просто.
— Я — Черепаха, — сказал он.
Колеса с «фольксвагена» были сняты, Джоуи приладил вместо них самые здоровые динамики, какие только смог найти, и подключил к ним самый мощный усилитель. Оглушительное «Я — ЧЕРЕПАХА» раскатилось по улицам и переулкам, точно удар грома, чуть потрескивающий от искажений, Вот только слова были какие-то не совсем такие. Том крутанул ручку громкости до упора, прибавил своему голосу немного басов. «Я — ВЕЛИКАЯ И МОГУЧАЯ ЧЕРЕПАХА», — возвестил он.
После этого Тадбери полетел к темному и грязному Гудзону и вообразил две гигантские незримые ладони сорока футов шириной. Он опустил их в реку, набрал полную пригоршню воды и поднялся. Пока он добирался назад, на улице успел образоваться небольшой ручеек. Когда с ночного неба на горящее здание хлынули потоки воды, толпа на земле разразилась нестройными приветственными криками.
* * *
— Веселого Рождества! — пьяно провозгласил Tax, когда часы пробили полночь и собравшиеся в рекордном количестве посетители принялись свистеть, улюлюкать и колотить по столикам. На сцене Хамфри Богарт чужим голосом отпустил избитую шутку. Все огни в зале на миг погасли; когда же они вспыхнули снова, на месте Богарта очутился круглолицый толстяк с красным носом.
— А это еще что за гусь? — спросил Tax ту сестричку, что сидела слева.
— У. К. Филдз [70] , — прошептала она и порхнула язычком по мочке его уха. Вторая сестричка, та, что была справа, проделывала нечто еще более захватывающее под столом, где ее рука каким-то образом отыскала путь в его брюки. Эти близняшки были рождественским подарком ему от Ангеллик.
«Можешь вообразить, что они — это я», — сказала она ему, хотя они, разумеется, не имели с ней ничего общего. Славные девчушки, веселые и жизнерадостные и при этом на редкость раскованные, хотя и чуточку глуповатые.
Они напоминали ему такисианских секс-кукол. Та, что справа, вытащила дикую карту, но свою кошачью маску не снимала нигде, даже в постели, а никаких видимых уродств, которые могли бы помешать ему наслаждаться своей эрекцией, у нее не было.
Филдз, кем бы он ни был, высказал несколько циничных замечаний относительно Рождества и ребятишек — с чувством юмора у него явно было не все в порядке. Его освистали. Таха это нисколько не волновало; его прекрасно развлекали и без того.
— Газету, док? — Торговец толстой трехпалой рукой протянул ему через весь стол «Геральд трибьюн». Кожа у него была иссиня-черная и маслянистая на вид. — Все рождественские новости, — сказал он и попытался поудобнее устроить под мышкой рассыпающуюся пачку газет. Из уголков широкого ухмыляющегося рта торчали маленькие кривые клыки. Непомерно раздутый череп под шляпой покрывали пучки жестких рыжих волос. На улицах его знали под прозвищем «Морж».