— Сто́ит, — ответил Джон.
— Мистер Уилсон, машина ваша. Вы не будете противиться, если сын починит ее, а потом догонит нас?
— Конечно, не буду, — ответил Уилсон. — Вы нам стольким помогли. Пожалуйста! Пусть он так и делает, как решил.
— Если мы вас не скоро догоним, вы успеете устроиться на работу и денег немного скопите, — сказал Том. А что будет, если все останутся здесь? Воды поблизости нет, машину вашу с места не сдвинешь. Теперь прикинем по-другому: вы все доедете до места и получите работу. Значит, деньги будут, а может, и домик себе подыщете. Кэйси, ты как? Останешься со мной, поможешь?
— Как вам лучше, так я и сделаю, — ответил Кэйси. — Вы взяли меня с собой, везете в своей машине. Решайте сами, я на все согласен.
— Если останешься, так будешь у меня валяться на спине, все лицо перемажешь маслом, — сказал Том.
— Что ж, пожалуйста.
Отец сказал:
— Ну, если решили, так давайте двигаться. До привала, может, еще сотню миль выжмем.
Мать стала перед ними.
— Я не поеду.
— То есть как так не поедешь? Тебе нельзя оставаться. У тебя вся семья на руках. — Отец не ожидал такого бунта.
Мать подошла к легковой машине и, просунув руку в дверцу заднего сиденья, пошарила по полу. Она вытащила оттуда домкрат и выпрямилась, легко раскачивая его из стороны в сторону.
— Я не поеду, — сказала она.
— Нет, поедешь. Мы так решили.
Но губы матери были твердо сжаты. Она тихо проговорила:
— Меня только силой отсюда увезешь. — Она медленно раскачивала домкрат. — Смотри, отец, сраму не оберешься. Бить себя я не позволю, плакать, молить не стану. Я тебе сдачи дам. Сладишь ли ты со мной? А если сладишь, вот клянусь тебе богом, я свое выжду. Повернешься ко мне спиной или сядешь на землю, а я тебя сзади ведром. Клянусь господом богом, не вру!
Отец беспомощно огляделся по сторонам.
— Вот расхрабрилась! — оказал он. — Никогда с ней этого раньше не было.
Руфь визгливо захохотала.
Домкрат кровожадно покачивался в руке матери.
— Ну, подходи, — сказала она. — Ты уже все решил. Подходи, бей. Попробуй, что получится. Я не поеду, а если увезешь силой, так не знать тебе больше покоя. Я долго буду ждать, но своего дождусь: ты уснешь, закроешь глаза, а я тебя поленом.
— Вот расхрабрилась-то! — пробормотал отец. — И уж годы как будто не те.
Остальные следили со стороны за этим бунтом. Они следили за отцом, ожидая, что он вот-вот придет в ярость. Они следили за его руками, которые должны были вот-вот сжаться в кулаки. Но отец не рассердился, его руки висели вдоль туловища. И тогда все поняли, что мать победила. И мать сама поняла это.
Том сказал:
— Ма! И какая тебя муха укусила? Для чего ты все это затеяла? Что с тобой такое? Испугалась, что ли?
Лицо матери смягчилось, но глаза у нее все еще сверкали гневом.
— Решить-то вы решили, а как следует не подумали, — сказала она. — Что у нас осталось в жизни? Только мы сами, больше ничего. Только семья и осталась. Не успели сдвинуться с места, дед первый ноги протянул. А теперь вы же сами хотите разбить семью…
Том воскликнул:
— Ма! Да мы вас догоним. Мы не долго здесь задержимся.
Мать мотнула домкратом.
— А что, если мы сделаем привал, а вы проедете мимо? Что, если мы доберемся туда и не будем знать, где оставить о себе весточку, и вы не будете знать, где о нас спрашивать? — Она помолчала. — Мы еще хватим горя в дороге. Бабка совсем плохая. Того и гляди пойдет за дедом. Она устала, сил у нее больше нет. Дорога у нас длинная, мы еще хватим горя.
Дядя Джон сказал:
— Да ведь там можно заработать. Успели бы скопить немного, пока другие не приехали.
Взгляды всех снова устремились к матери. Теперь она была главарем. Она взяла власть в свои руки.
— Эти деньги добра не принесут, — сказала она. — У нас только и осталось что семья. Когда волки нападают на стадо, коровы держатся кучкой. Мне ничего не страшно, пока мы все вместе, — все, кто еще жив, а разбивать семью я не позволю. С нами Уилсоны и проповедник. Если они захотят уехать, я ничего не скажу, а если мои отобьются друг от друга, тогда… вот он, домкрат, меня не удержите. — Тон у нее был холодный и решительный.
Том сказал умиротворяюще:
— Здесь нам нельзя оставаться, ма. Воды нет. И тени нет. Бабку надо положить в тени.
— Хорошо, — сказала мать. — Мы поедем дальше. Остановимся там, где будет тень и вода. Грузовик вернется и отвезет тебя в город. Купишь там все, что нужно, и приедешь обратно. Не плестись же пешком по такой жаре. Да я тебя одного и не пущу — вдруг арестуют, а заступиться будет некому.
Том втянул губы и громко причмокнул. Потом беспомощно развел руками и уронил их вдоль бедер.
— Па, — сказал он, — если б ты подхватил ее с одной стороны, я с другой, остальные навалились бы всей кучей да бабка села бы сверху, тогда, может, мы бы с ней и справились. Ну, там двоих-троих она уложила бы домкратом, не больше. Но тебе, наверно, неохота лишаться головы, а у матери все козыри на руках. Вот что один решительный человек может сделать. Вертит другими, как ему вздумается. Ну, победила, ма. Только убери ты эту штуку подальше от греха.
Мать с удивлением посмотрела на домкрат. Рука ее дрогнула. Она бросила свое оружие на землю, а Том с подчеркнутой осторожностью поднял его и положил на прежнее место, в машину. Он сказал:
— Ну, па, теперь можешь быть спокоен. Эл, забирай всех на грузовик, найдешь место для привала и возвращайся обратно. А мы с проповедником снимем картер. Посмотрим, как дело пойдет, может, еще успеем съездить в Санта-Росу. Может, и достанем, что нужно, ведь сегодня суббота. Только поторапливайтесь, чтобы не задерживать нас. В грузовике есть французский ключ и плоскогубцы, дай-ка их сюда. — Он просунул руку под низ машины и пощупал испачканный маслом картер. — Да, вот еще что. Принеси мне какую-нибудь жестянку, старое ведро, что ли. Я масло спущу. Зачем добру зря пропадать.
Эл подал ему ведро. Том подставил его под картер мотора и ослабил плоскогубцами пробку. Пока он отвинчивал ее пальцами, черное масло заливало ему руку, а затем бесшумной струей хлынуло в ведро. Эл усадил всех на грузовик. Том выглянул из-за колеса; лицо у него было перепачкано маслом.
— Поскорее возвращайся! — И когда грузовик осторожно переехал неглубокую канаву и двинулся по шоссе, он уже отвинчивал болты картера — понемножку, один за другим, чтобы не испортить прокладку.
Проповедник стал сбоку на колени.
— Ну, говори, что делать?
— Пока ничего не надо. Вот масло вытечет, я отвинчу болты, тогда вместе опустим картер. — Он совсем уполз под машину, ослабляя болты ключом и поворачивая их пальцами. Наконец все было отвинчено, и он оставил болты только на последней нитке резьбы, чтобы не уронить картер. — Земля все еще горячая, — сказал Том. И потом спросил: — Слушай, Кэйси, ты что-то все помалкиваешь последние дни. Почему? Когда мы с тобой повстречались, ты чуть не каждые полчаса речь держал. А за эти два дня и десяти слов не вымолвил. Приуныл, что ли?