— Слушай, Тахион, а это что за темные потеки на стенах?
Tax поднял глаза.
— А, эти? Засохшая кровь, разумеется.
Глюкс вытаращил глаза и побледнел. Такисианин понял, что снова задел больное место Капитана. Для столь выносливого народа земляне были чересчур чувствительны. Однако даже его поразила жестокость всего произошедшего в лаборатории, какая-то бездушность, почти осязаемая эманация ненависти и злобы. Учитывая скудость воображения большинства полицейских, с которыми ему приходилось сталкиваться, Тахион больше не удивлялся, что Клецку сочли вполне подходящим подозреваемым: для них он был слабоумным уродом, карикатурой из дурного боевика. И все же Tax был как никогда убежден, что этот огромный безобидный ребенок просто не мог совершить такое преступление, даже если бы его что-то рассердило.
Редакторша из «Информера» куда-то исчезла — без сомнения, от переизбытка чувств.
— Эй, док, погляди-ка на это, — позвал Глюкс.
Он склонился над чертежным столом, заваленным фотографиями звездного неба, и внимательно рассматривал что-то с краю. Тахион встал рядом с ним. На столе лежал тонкий лист чего-то серого и сморщенного, похожего на папиросную бумагу, которую смочили водой, растянули на пластиковой поверхности и оставили сушиться. В памяти у такисианина что-то смутно шевельнулось.
— Что это за штука? — поинтересовался Глюкс.
— Не знаю.
Тахион окинул фотографии любопытным взглядом. Написанная на одной из них карандашом дата привлекла его внимание. Четвертое мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года — день, когда был убит Уоррен.
Капитан Глюкс извлек из кармана небольшой пузырек и скальпель в одноразовом пластиковом футляре.
— Ты всегда носишь при себе все это хозяйство? — спросил Тахион, отделяя несколько чешуек серого вещества.
— Я подумал, дружище, что они могут нам пригодиться.
Tax пожал плечами и вернулся к фотографии, привлекшей его внимание. Она была самой верхней в небольшой стопке. Под ней оказалось еще с дюжину снимков, изображавших, на его неопытный взгляд, один и тот же участок звездного неба.
— Эй, док, Капитан, — раздался у них за спиной чей-то зычный незнакомый голос. — А ну-ка, улыбочку для потомков!
С проворством, немало изумившим его самого, Тахион свернул фотографии в трубку, запихнул их в широкий рукав пальто и стремительно обернулся навстречу нежданному гостю. Марта Квинлен стояла на пороге, улыбаясь во весь рот, а молодой чернокожий мужчина, припав на одно колено, щелкал затвором камеры с такой яркой вспышкой, что ее, наверное, было видно и на Марсе.
Такисианин неохотно отпустил деревянную рукоятку «магнума», умело спрятанного в кобуре под его пальто.
— Полагаю, вы дадите мне какое-то объяснение? — надменным тоном осведомился он.
— О, это Рик, — прощебетала Квинлен. — Он наш штатный фотограф. Я просто не могла допустить, чтобы такое событие осталось не запечатленным.
— Мадам, боюсь, я пришел сюда не за славой, — сказал встревоженный Tax.
Рик поднялся с колен и беззаботно махнул рукой.
— Не дрейфьте, ребята, — сказал он. — Это просто для нашего архива. Поверьте мне.
* * *
— Тецкатлипока, — сказал доктор Аллен Берг, бросая распечатку обратно поверх груды книг, бумаг и фотографий, под которой предположительно скрывался его рабочий стол.
— Чего? — переспросил Глюкс.
— Астероид 1954С-110. Это голая скала, господа. Ни более и ни менее.
Маленький кабинет пропах потом и трубочным табаком. Из окна открывался вид на полуденный кампус Колумбийского университета, и Глюкс смотрел на серую белку, которая с ветки клена дразнила чернокожего паренька, проходившего мимо с потертым футляром для валторны.
— Любопытное название, — заметил Тахион.
— Это имя одного ацтекского божества. Довольно злобного, насколько мне известно, но это обычная практика: когда открываешь астероид, его нужно как-то назвать. — Берг подкупающе улыбнулся. — Я задумывался о том, чтобы открыть какой-нибудь и назвать его в свою честь. Ну, вроде того чтобы увековечить его. — Он походил на добродушного еврейского ребенка, со своими горящими глазами, продолговатым овальным лицом и крупным носом, вот только всклокоченные кудрявые волосы серебрила седина. На нем была голубая сорочка с коричневым галстуком, а поверх нее — свитер такой свободной вязки, что им можно было бы ловить рыбу.
— А если бы он столкнулся с Землей, то мог бы, того, устроить большие повреждения? — спросил Глюкс — Или это скорее преувеличение?
— Нет, э-э, Капитан, заверяю вас, не мог бы. — Он едва заметно запнулся на звании. Натуралам, в особенности в окрестностях Нью-Йорка, волей-неволей пришлось привыкнуть к причудам тузов, в особенности тех, кто предпочел изображать из себя героев замшелых комиксов и выряжаться в цветастые костюмы. Но такого чудака, как Капитан Глюкс, он видел в первый раз. — Тецкатлипока — железоникелевое продолговатое небесное тело размером примерно километр на полтора и весом в несколько миллионов метрических тонн. В зависимости от угла столкновения астероид мог бы вызвать катастрофические наводнения и землетрясения, стать причиной явлений, сходных с гипотетической ядерной зимой, а также, весьма вероятно, расколоть земную кору или лишить нашу планету большей части атмосферы. Столкновение почти наверняка стало бы величайшей катастрофой во всей известной истории человечества — я мог бы представить вам более точную оценку, если бы дал себе труд построить теоретическую модель. Но я не стану этого делать. Потому что столкновения не произойдет. — Он отпил кофе из надтреснутой кружки. — Бедняга Фред.
— Должен признаться, я был несколько удивлен, что вы говорили о нем с таким сочувствием, когда я впервые позвонил вам, — заметил Тахион.
Берг отставил кружку, посмотрел на остывшую черную жидкость.
— Мы с Фредом вместе учились в Массачусетском технологическом, доктор. И целый год жили в одной комнате в общежитии.
— Но мне казалось, все считали доктора Уоррена немного чокнутым, — заметил Глюкс.
— Так говорят. И он действительно был чокнутым, как ни неприятно мне это говорить. Но он был не обычным чокнутым.
— Но я отказываюсь понимать, как опытный ученый может поддерживать теории такого рода, которыми доктор Уоррен… э-э…
— Был столь печально известен, доктор. Смелее, говорите это. Вы точно не хотите кофе?
Тахион и Глюкс вежливо отказались. Берг вздохнул.
— Фред обладал железной волей. И еще у него имелась романтическая жилка. Он всегда считал, что в космосе должны скрываться фантастические вещи: древние астронавты, машины инопланетян на Луне, неизвестные науке существа. Он хотел стать первым, кто докажет то, над чем потешались все серьезные ученые. — Его губы растянулись в печальной улыбке. — Кто знает? Когда мы с Фредом были ребятишками, люди считали возможность разумной жизни на других планетах выдумкой. Может быть, у него получилось бы. Но Фред был нетерпелив. Если он не видел результатов, которые ему хотелось получить, — в общем, он все равно начинал их видеть, если вы понимаете, о чем я.