Как и следовало ожидать, не случилось ни первого, ни второго.
Внутри участка было темно, а снаружи пусто. Ни света, ни малейшей активности. Никаких машин у тротуара. Ричер нигде не заметил машин полиции штата, пикапов других помощников шерифа или седанов с новенькими надписями: «ПОЛИЦИЯ».
Ничего.
Только тишина.
Ричер улыбнулся. «Открытие сезона беззакония, — подумал он, — похоже на мрачный пейзаж из фильма о будущем». Ему это нравилось. Ричер развернулся на пустой парковке и поехал к дому с меблированными комнатами. Он остановил машину у входа, заглушил двигатель и опустил стекло. Издалека до него долетел шум авиационного двигателя — самолет с трудом набирал высоту. Семь часов вечера. Опять «сессна», «бичкрафт» или «пайпер» в воздухе.
«Тогда спросите себя, почему самолет летает каждую ночь», — сказала администратор мотеля.
«Может быть, однажды я так и сделаю», — подумал Ричер.
Он выбрался из «шевроле» и остановился на тротуаре. Дом с меблированными комнатами, стоящий на углу, был выстроен из тусклого кирпича. Три этажа, узкие окна, плоская крыша, четыре каменные ступеньки к входной двери, находящейся в стороне от середины фасада. Рядом с дверью висела деревянная доска под тусклым фонарем на изогнутой консоли. Много лет назад доску выкрасили в темно-бордовый цвет, а поверх старательный любитель написал белой краской: «Сдаются комнаты». Простое и лаконичное объявление. Ричер не любил такие места. В подобных заведениях люди останавливались на значительные сроки, что было не в его вкусе. Обычно комната сдавалась на неделю, в каждой имелась электрическая плита для готовки. Это практически то же самое, что завести постоянный дом.
Ричер поднялся по каменным ступенькам, толкнул дверь и оказался в прямоугольном коридоре с коричневым линолеумом. Справа уходила наверх крутая лестница. Стены были коричневые, с каким-то хитрым узором, который вторил завиткам на линолеуме. Голая лампочка свисала на фут с потолка. Пахло пылью и капустой. Ричер насчитал четыре зеленые двери, все закрытые. Две сзади и две впереди, одна прямо у лестницы, а другая напротив. Одна из комнат в передней части наверняка принадлежала владельцу или управляющему. Здесь не поощряли гостей, а обитатели комнат старались незаметно выскальзывать из дома, чтобы не объясняться относительно давно просроченной платы.
Ричер решил начать с двери у лестницы, откуда было удобнее наблюдать. Он постучал и стал ждать. Наконец дверь открылась. На пороге стоял мужчина в белой рубашке и черном галстуке. Его возраст приближался к семидесяти, а волосы были такими же белыми, как рубашка. Рубашка нуждалась в стирке. Как и галстук, впрочем тщательно завязанный.
— Чем я могу вам помочь? — спросил мужчина.
— Это заведение принадлежит вам? — осведомился Ричер.
Старик кивнул:
— А прежде принадлежало моей матери. Наша семья живет тут почти пятьдесят лет.
— Я ищу своего друга, — сказал Ричер. — Из Калифорнии. Я слышал, что он остановился у вас.
Старик ничего не ответил.
— Молодой парень, — продолжил Ричер. — Двадцати лет. Очень крупный. Загорелый, с коротко стриженными волосами.
— Здесь таких нет.
— Вы уверены?
— Здесь вообще никого нет.
— Его видели выходящим из вашей двери сегодня утром.
— Может быть, он кого-то навещал.
— И кого же он мог навещать, если у вас нет постояльцев?
— Например, меня, — ответил старик.
— А он вас навещал?
— Я не знаю. Меня не было дома. Может быть, он заходил, понял, что меня нет, и ушел.
— А зачем он мог к вам приходить?
Старик немного подумал.
— Может быть, он живет в гостинице, а сейчас решил сэкономить. Возможно, ему рассказали, что здесь дешевле.
— А как насчет другого парня, пониже ростом, жилистого, того же возраста?
— Здесь нет никаких парней — ни высоких, ни низких.
— Вы уверены?
— Это мой дом. Я знаю, кто в нем живет.
— Когда у вас в последний раз были постояльцы?
Старик снова задумался.
— Довольно давно.
— Как давно?
— Несколько лет.
— Как же вы зарабатываете деньги?
— Никак.
— Вы владелец дома?
— Я его арендую, как моя мать. Почти пятьдесят лет.
— Могу я осмотреть комнаты? — спросил Ричер.
— Какие комнаты?
— Все, что есть в доме.
— Зачем?
— Затем, что я вам не верю. Я думаю, что здесь живут люди.
— Вы считаете, что я лгу?
— Я подозрительный человек.
— Я позвоню в полицию.
— Так звоните.
Старик скрылся в темноте своей комнаты и стал набирать номер. Ричер прошел по коридору и попытался открыть противоположную дверь. Она оказалась запертой. Он вернулся к старику, и тот пробормотал:
— В полиции не снимают трубку.
— Значит, все это между нами, — сказал Ричер. — Будет лучше, если вы отдадите мне общий ключ. Тогда вам не придется потом тратить деньги на ремонт замков.
Старик кивнул, смиряясь с неизбежным. Он молча вытащил из кармана и протянул Ричеру потертый латунный ключ на бечевке со старым металлическим ушком — все, что осталось от бумажной бирки с номером.
На первом этаже находились три гостевые комнаты, на втором и на третьем — по четыре. Всего одиннадцать. Комнаты ничем не отличались друг от друга. И все оказались пустыми. Кровати напомнили Ричеру койки в больнице или армейских бараках. Все постели были аккуратно застелены тонкими простынями и одеялами. Простыни стирали столько раз, что они стали почти прозрачными. Одеяла прежде были шершавыми и толстыми, но теперь превратились в гладкие тонкие покрывала. Напротив кроватей выстроились шкафчики и вешалка для полотенец. Полотенца казались такими же древними, как простыни. Рядом с изножьем кроватей стояли сосновые кухонные столики с двумя электрическими конфорками, от которых шли старые провода к розеткам. В конце коридора на каждом этаже имелись общие ванные комнаты, выложенные черно-белым кафелем, с большими ваннами на звериных ножках, и туалеты с бачками на стене.
Скромные условия, но все находилось в полном порядке. Сантехника в ванной комнате покрылась пятнами от времени, но только не от грязи. Полы были идеально чистыми. Кровати тщательно заправлены. Брошенная монетка отскочила бы от одеял на пару футов. Полотенца на крючках висели ровными рядами. Электрические плиты блестели — на них не было ни единой пылинки. Ни малейших следов крошек или жирных пятен от соуса.
Ричер проверил все, останавливаясь на пороге каждой комнаты и прислушиваясь к эху поспешного ухода. Он ничего не обнаружил и ничего не почувствовал — и так одиннадцать раз подряд. Потом он спустился вниз, вернул общий ключ и извинился перед стариком.