«Номерные знаки», — подумал Ричер.
— Я был в Заливе [24] во время первого конфликта. Ты ведь уже об этом знаешь?
Воэн кивнула:
— И ты носил одну и ту же полевую форму в течение восьми месяцев. В жару. Завораживающий образ. Я чувствовала себя паршиво, надевая сегодня утром ту же одежду, что и вчера.
— Конечно, большую часть времени мы проводили в Саудовской Аравии и Кувейте. Но были и тайные рейды в Ирак.
— И что?
— Я помню, что номера их машин были серебристыми. Но те, что мы видели вчера ночью, были серовато-белыми.
— Может быть, с тех пор они изменились.
— Может быть. Или этого не произошло. По-моему, им хватало других забот.
— Ты думаешь, эти машины не из Ирака?
— Я думаю, что такие серовато-белые номера используются в Иране.
— Так что же ты хочешь сказать? Мы сражаемся в Иране, но никто об этом не знает? Такое невозможно.
— Мы воевали в Камбодже, и никто ничего не знал. Но куда более вероятен другой сценарий: каждый день иранцы отправляются на запад в Ирак, чтобы присоединиться к забаве. Что-то вроде ежедневной поездки на работу. И мы останавливаем их на границе. При помощи артиллерии.
— Это очень опасно.
— Для пассажиров — несомненно.
— Для всего мира, — отрезала Воэн. — Нам не нужны новые неприятности.
В шесть пятнадцать они проехали мимо базы военной полиции. Порядок, тишина, шесть припаркованных «хамви», четыре солдата в будке для охраны. База получила нужные припасы, и жизнь вошла в привычное русло.
Вот только для чего?
На последних пяти милях Воэн снизила скорость и постаралась правильно рассчитать время. Движение почти прекратилось. Завод закрылся. Огни погасли. Последние рабочие едут домой, на восток. «Тахо», вероятно, уже поставлены на ночь. Воэн свернула налево, на старую дорогу, ведущую в Диспейр, нашла в сгущающихся сумерках колею и, как в прошлую ночь, поехала по ней вокруг каменной стены к тому же месту за ангаром. Они припарковались там же, и Воэн хотела вытащить ключи из зажигания, но Ричер ее остановил.
— Эту часть я должен проделать один.
— Почему? — спросила Воэн.
— Потому что это будет лицом к лицу. Возможно, дело дойдет до столкновения. Проблема в том, что ты живешь здесь постоянно, а я нет. Ты полицейский из соседнего города, и тебе еще жить там много лет. Ты не можешь нарушать границы частных владений соседей.
— Я уже делала это.
— Но никто об этом не знает. Значит, все в порядке. А сейчас так не получится.
— Ты исключаешь меня из операции?
— Жди на дороге. Если услышишь шум, уезжай домой, я вернусь сам.
Ричер оставил стремянку, ломик и фонарик в машине. А вот трофейные выкидные ножи взял. И разложил их по разным карманам, на всякий случай.
Он прошел пятьдесят ярдов через кустарник и залез на каменную стену.
Было все еще слишком светло, так что не имело смысла прятаться. Ричер просто прислонился к наружной стене ангара с той стороны дома, где отсутствовали окна. Он стоял, ощущая запах самолета: холодный металл, масло, остатки углеводорода в топливных баках. Часы в его голове показывали без одной минуты семь вечера.
В одну минуту восьмого он услышал шаги.
Широкий шаг, тяжелая поступь. Большой парень с завода принимается за работу. В ангаре вспыхнули светильники. Яркий прямоугольник света метнулся вперед, появились тени крыльев и пропеллера.
В течение двух минут ничего не происходило.
Наконец снова послышались шаги. Более медленные и короткие. Пожилой человек в хороших туфлях, с лишним весом, слегка хромающий из-за боли в суставах.
Ричер сделал вдох, обошел угол и оказался в лучах яркого света.
Большой парень с завода стоял за крылом «пайпера» и ждал, как слуга или официант. Тарман шел по тропинке, ведущей от дома к ангару. Он был одет в свой шерстяной костюм, белую рубашку и голубой галстук.
И нес небольшую картонную коробку.
Коробка была размером с упаковку шести бутылок пива. Без каких бы то ни было надписей. Самая обычная коробка. Верхние створки закрыты. Не тяжелая. Тарман нес ее перед собой, держа двумя руками, с благоговением, но без напряжения. Он застыл на месте, но ничего не сказал. Ричер видел, что он попытался найти какие-то слова, но сдался. Тогда Ричер сам заполнил тишину.
— Добрый вечер, ребята.
— Вы обещали мне, что уедете, — пробормотал Тарман.
— Я передумал.
— Это злоупотребление.
— Весьма возможно.
— Вы должны немедленно уйти.
— Это я уже слышал.
— Но я не шутил тогда и не шучу сейчас.
— Я уйду после того, как увижу содержимое коробки.
— А зачем вам это знать?
— Потому что меня интересует, какую часть владений дяди Сэма вы контрабандой вывозите отсюда каждый вечер.
Большой парень с завода протиснулся мимо крыла «пайпера», вышел из ангара и встал между Ричером и Тарманом, ближе к последнему. Двое против одного, совершенно недвусмысленно. Тарман посмотрел через плечо большого парня на Ричера и повторил:
— Вы совершаете вторжение.
Ричеру показался странным выбор слова. «Нарушение границы», «вмешательство в частные дела» — такие слова подходили больше.
— И куда же я вторгся? — спросил Ричер.
— Вышвырнуть его вон? — спросил у босса большой парень.
Ричер видел, что Тарман ищет ответ. В нем шла борьба, словно он просчитывал варианты, уходящие далеко за пределы результата двухминутной схватки перед ангаром. Подобно старику, который разыгрывает длинную партию и обдумывает ее на восемь ходов вперед.
— Что в коробке? — спросил Ричер.
— Так мне избавиться от него? — спросил большой парень.
— Нет, пусть остается, — сказал Тарман.
— Что в коробке? — повторил Ричер.
— Там нет ничего принадлежащего дяде Сэму. Только собственность Бога, — ответил Тарман.
— Бог поставляет вам металл?
— Не металл.
Тарман несколько мгновений стоял неподвижно. Затем обошел своего подручного, продолжая держать коробку двумя руками, словно волхв дары. Он опустился на колени, поставил коробку перед Ричером, встал и отступил на несколько шагов. Ричер посмотрел вниз. Теоретически в коробке могла быть мина-ловушка, или он мог получить удар по голове, пока будет изучать ее содержимое. Но он чувствовал, что это маловероятно. Инструктор в голове Ричера сказал: «Сохраняй скептицизм, но не заходи слишком далеко». Если полностью поддаться скептицизму, это приведет к паранойе и полному параличу.