Оперуполномоченному Тыбиню еще предстояло работать в этом районе. Стать героем скандальной истории не входило ни в его планы, ни в планы Кляксы. Да и сам по себе Старый был человеком грузным, ленивым и до крайности флегматичным. Поэтому он только приоткрыл окно салона и в узкую щель примирительно пробурчал:
— Слышь, браток, извини. Торопился очень.
Лица его при этом сквозь запыленные специальным составом стекла не было видно. В «наружке» не применяют тонированных стекол, чтобы не привлекать внимания, а вот просто грязноватых — сколько угодно.
Однако названный по ошибке «братком» мелкий барыга разошелся не на шутку.
Обозвав Тыбиня «козлом», он пнул его машину ногой и пообещал разнести «жигули» вдребадан, если трусливый хозяин не выйдет.
Прохожие начали оглядываться.
Ничего не может быть неприятнее для разведчиков, чем оказаться в центре скандала.
Седая дворничиха подошла поближе, закрывая обзор прохожим, и, дыхнув перегаром, сказала:
— Че разорался? Лучше на опохмелку дай… ик!.. А то ментов позову!
— Пошла ты! — окрысился сопляк. — У меня твои менты все вот тут!
Начинающий бизнесмен показал Кире сжатый кулак, символизирующий «схваченность» гатчинских правоохранителей племенем коммерсантов, и снова развернулся к чуду российского автомобилестроения.
Всё дальнейшее было в излюбленном стиле Старого.
Стекло в окне «жигулей» приспустилось как раз настолько, чтобы туда можно было без труда просунуть руку.
Будто приглашало к этому.
Обрадованный хозяин «мерса» кинулся к нему и запустил внутрь салона обе клешни, пытаясь выудить врага. Кира глядела ему в спину, мрачно ухмыляясь и придерживая кончиком языка специальную прокладку, выворачивающую губы и кардинальным образом изменяющую внешность.
Внезапно мордатый юнец зашипел, оскалил зубы, выкатил глаза и широко открыл рот, точно ему не хватало воздуха. Колени его затряслись, он зашатался, даже не делая попыток вырвать руки.
— Только не орать. — предупредил его Старый, невидимый в глубине салона. — Хуже будет.
— А-ва-ва-ва… — шепотом проблеял начинающий коммерсант.
— Проси прощения.
— Да-да, конечно…
— Не так. Повторяй: дяденька, прости засранца.
— Дяденька… ой, больно!.. Прости засранца…
— Еще разок.
— Дяденька, ну, прости…
— Кого простить?
— Меня…
— А ты кто? — безмятежно поинтересовался Тыбинь.
— Меня Игорь зовут…
— Неправильно.
— Ой, — заскулил юнец, чувствуя, что его пальцы через секунду вывернутся из суставов.
— Сколько костей в кисти руки? — спросил Старый.
— Н-не знаю…
— Двадцать восемь, — наставительно сказал Тыбинь. — Хочешь, их будет пятьдесят шесть?
— Н-нет, — простонал водитель «мерседеса».
— Тогда извиняйся.
— Дяденька, прости…
— Дальше.
— Засранца… Ой, я больше не буду!
— Вот теперь верю, — осклабился Старый. — Иди, садись в свою машину и не вздумай сразу ехать. Дай пальцам отойти… У тебя может быть перелом, — заботливо прибавил оперативник. — Множественный, со смещением…
При всей массивности фигуры ручки у Миши Тыбиня были маленькими, почти детскими. У всех новичков в ОПС это вызывало неуместную улыбку, но лишь до тех пор, пока Старый не демонстрировал какой-нибудь фокус — гнул пятирублевки или вязал из толстых гвоздей смешных человечков. В последние годы он делал это все реже и реже: надоело. Сила в его пальцах была неимоверная. При одном из задержаний он просто протянул наркокурьеру ладошку для рукопожатия и стиснул здоровенного таджика за три толстых пальца — больше не сумел охватить. Эффект был такой, точно пальцы таджику прищемили железной дверью.
Правильный, в общем, был эффект.
Главное, что у наркокурьера не возникло желание хвататься за спрятанный под брючным ремнем потертый девятимиллиметровый «Walter PPK» [22] и тем самым еще более ухудшать свое и так незавидное положение…
Неудачно наскочивший гатчинский нахал, побелев лицом и пошатываясь от пережитой боли, подошел к своей машине и безуспешно попытался открыть дверцу. Пальцы его распухали на глазах и бессильно скользили по ручке.
Кира пришлось ему помочь.
— Старый, ты где? — раздался в салоне «жигулей» голос Кляксы. — Почему не докладываешь?
— Мы с Коброй в третьем секторе. Была помеха, устранена. Дональда не наблюдаю.
— Он с другой стороны собора, у главного входа. Там рядом с вами его знакомые — здоровяк в очках и темноволосая девушка, — раздосадованно сообщил Зимородок. — Возникла опасность расшифровки и он ушел… И, похоже, мы прозевали что-то важное. Возвращайся в первый сектор, к Волану. Кобра расчистит место для Дональда.
— Еду. — сказал Тыбинь, не трогаясь с места.
Он хотел посмотреть, как справится Кира. Работа на улицах полна неожиданностей. Чем дольше работаешь, тем осторожнее становишься.
* * *
Толстая дворничиха, покачав головой над опрокинутой урной, взяла метлу с совком наперевес и приблизилась к парню, все еще нечто толкующему брюнетке.
— И как… ик!.. не стыдно! — хриплым визгливым голосом вскричала она. — Чистые, одетые, а мусор раскидали! А вот я вас… ик!.. сейчас заставлю руками это все собирать — тогда что?!
Девушка отпрянула от неожиданности.
— Мы ничего не разбрасывали!
— Как же — не разбрасывали! А это… ик!.. кто накидал?! Сникерсы они любют жувать! А бумажку от сникерса нету сил до урны донести?!
— Пойдем, Марина! — поморщился спутник девушки. — Эта дегенератка просто напилась с утра. Небось, и детей у нее с десяток. Вот так вырождается нация! — с пафосом добавил молодой мужчина.
И они ушли.
Возмущенные, красивые, молодые и так ничего и не понявшие.
Следом за ними потянулись иностранцы-туристы, на ходу сравнивая собор с китайской пагодой. Серые «жигули», сдав назад, развернулись и умчались прочь.
Из-за собора, оглядываясь, появился смущенный скрипач, вновь разложил свой футляр, шмыгая на холоде утиным носом.
Дворничиха побрела стороной, задумчиво бормоча что-то себе под нос.