– По триста баксов на рыло, – с ходу предложил Захар, совершив тем самым большую ошибку.
Три сотни американских долларов на человека для пропойц из райотдела были гигантской суммой. На них каждый из потенциальных участников мероприятия мог спокойно пить месяца два. И, естественно, что Опоросов тут же сообразил, что без его помощи Плодожоров не справится, и принялся торговаться, заявив свой ценник в семьсот пятьдесят зеленых на брата.
Бодание продолжалось минут десять.
Капитан и майор пыхтели, обвиняли друг друга в излишнем корыстолюбии и жадности, тихонько переругивались, но ни один из них не сделал попытку уйти.
Наконец сошлись на четырехстах двадцати пяти долларах и ящике водки «Спецназ» на каждого приведенного Опоросовым участника.
– Когда бабки? – раскрасневшийся опер из ОУРа вытер со лба трудовой пот.
– Завтра – по сто баксов, остальное – по завершении, – хрипло сказал Плодожоров, кляня себя за то, что не предложил изначально долларов по пятьдесят. – Кстати, подготовь транспорт. Может, придется за город ехать...
– Машины – фигня, – капитан бросил жаждущий взгляд на батарею бутылок позади стойки. – Нам спонсоры две «шестерки» новые выделили, так что колеса есть. Когда надо, тогда и возьмем.
– А они по вызову какому не отъедут в неподходящий момент? – озаботился Захар.
– По вызову? – хохотнул Опоросов. – Да-а, Сосуныч, забыл ты, как на земле [97] работают... У нас заявители сами в отдел приходят, своими ножками. Не баре, чай, чтобы еще машины посылать.
– А опергруппы на место преступления не выезжают? – удивился Плодожоров.
– Это бывает, – задумчиво проскрипел капитан. – Но не часто. С нашим новым прокурором не забалуешь, терпилы теперь сто раз думают, прежде чем к нам ломиться...
Свеженазначенный прокурор Приморского района, низкорослый и отличающийся крайней неразборчивостью речи Андрей Викторович Баклушко, пошедший на естественное в правоохранительных кругах повышение после того, как развалил всё что можно на должности заместителя прокурора в Петроградском районе, с первого дня пребывания в должности начал бороться с порочной практикой бездумного возбуждения уголовных дел по заявлениям граждан и весьма в этом преуспел, чем заслужил уважение со стороны оперов и дознавателей.
Критериями необходимости возбуждения дела и его расследования у Баклушко всегда были финансовая состоятельность заявителя и наличие хотя бы одного подозреваемого, которого следовало быстро перевести в разряд обвиняемых и запихнуть в камеру. Во всех иных случаях, когда тщедушный «надзиратель за законностью» видел, что ему в карман ничего не капнет и расследование может обернуться «глухарьком», он изобретал разнообразные способы отказа в возбуждении дел или их прекращения по самым дебильным основаниям.
Например, однажды Андрей Викторович три раза подряд подписал постановления о прекращениях уголовного дела об изнасиловании согласно статьи пять пункт два Уголовно-процессуального Кодекса РСФСР [98] , при этом не оспаривая имевшее место событие. В другой раз заволокитил материал по обвинению известного в районе педофила Леши Соболькова в домогательствах к учащимся местного лицея, получив от «детолюба» три тысячи евро отступных, в третий – придрался к оформлению заявления о краже, мотивировав отказ от подписи санкции отсутствием фотографий украденных вещей и фоторобота подозреваемого.
Видя столь согласованную «работу» прокуратуры и милиции, жители Приморского района практически перестали обращаться в органы за защитой и старались справиться с возникающими проблемами собственными силами. В результате чего резко пошла вверх кривая нанесения телесных повреждений различной степени тяжести.
– Мне пора, – Плодожоров посмотрел на часы. – Завтра встречаемся здесь же в двенадцать.
– Угу, – Опоросов потянулся и встал. – А я сегодня с народом переговорю...
* * *
– Иудушка! – искренне обрадовался Кугельман, завидя просунувшуюся в приоткрытую дверь кабинета мордочку потерпевшего фиаско в создании понтов юношу. – Заходи.
Конечно, радость Абрама Мульевича была бы гораздо более полной, если бы к моменту появления своего «младшего партнера» он успел допить кофе, но ничто в жизни не совершенно. Поэтому владелец «Семисвечника», скрепя пейсы, налил раздувшему ноздри посетителю маленькую чашечку. Немного утешило гражданина Кугельмана одно – он смог быстро спрятать сахарницу, пока Иуда топтался в дверях, и на вопрос визави о подслащивании напитка лишь горестно развел руками.
Мол, кончился как песочек, так и кусковой, а в запарке последних дней всё недосуг было его приобрести.
Да и дороговат-таки стал в последнее время сахарок-то...
– Всё ли у тебя готово? – поинтересовался вошедший, поняв, что слабенькую бурду, выдаваемую генеральным директором за кофе, ему придется хлебать несладкой.
– У меня-то готово, – Кугельман сложил на брюшке пухлые ладошки. – Вопрос в тебе и твоих людях...
– Деньги доставлены, – Иуда прищурился. – Да ты об этом и без меня знаешь.
– Знаю, – согласился Абрам Мульевич. – Но хотелось бы получить подтверждение не из одного источника...
* * *
– Это Пейсиков, племяш Цили Моисеевны, – объяснил Денис потиравшему подбородок Ортопеду и повернулся к Эдиссону. – Дим, потом нам пару его фоток распечатай. В дополнение к уже имеющимся...
Цветков кивнул и пометил себе что-то в блокноте.
– А сами, блин, непосредственные купцы когда будут? – осведомился нетерпеливый Горыныч.
– Скорее всего, мы их увидим только на самой сделке или незадолго до назначенного срока. Часа за два-три, – пожал плечами Рыбаков. – Пока они не появляются. Все базары с Кугелем ведет этот штрих. Он же передал тридцать штук на предварительные расходы. Из этих бабок Мульевич и собирается платить ментам.
– Я не очень врубаюсь, – признался Садист, – как наш жиденок скроет от мусоров то, что они лимон лавэ обратно забирают. Ведь, ежели скворцы пронюхают о сумме, так они либо ему свою долю с полташки тонн до двухсот пятидесяти-трехсот поднимут, либо вообще деньги прикарманят. Второе – наиболее вероятно...
– Думаю, деньги в кейс положат. Типа «Самсонита», – предположил Денис. – Быстро не вскроешь, а получатель кейса, то бишь – ребе Кугельман, будет совсем рядом ошиваться, чтобы дипломат без промедления забрать.
– Возможно, – задумчиво изрек Ортопед.
* * *
– Гуревич и Шимесы спрашивали, когда всё-таки состоится обмен, – Пейсиков перешел к основной теме разговора, ради которого он и прибыл в офис «Семисвечника». – Они здесь уже две недели, волнуются...