Цветы чернильные укачивают спящих,
Пыльцу выплевывая в виде запятых
На этих стариков, как на горшке
И колос высохший щекочет член у них
Разрывная пуля из штурмовой винтовки попала Пузану прямо в живот.
– И все? – спросил Керк.
– Все, – развел руками разносчик пиццы.
– А чьи это были стихи? – спросил Логус.
– Не знаю… Наверное, Пузана.
– А с тобой что случилось?
– Ничего особенного. Старуха показала, что я собирался сдаться, и мне дали год условно.
– А как же работа у этого… Упаковки?
– Какая там работа… – уныло махнул рукой разносчик.
– А зачем ты нам все это рассказал?
– Сами попросили…
Логус хотел что-то сказать, но Макс его перебил:
– То, что ты рассказал, произошло приблизительно года три назад?
– Да, – ответил Хесус. – Приблизительно так, а что?
– А тот, о ком ты упомянул… Тамански. С ним что сталось? Не слышал?
– Ну, точно я не знаю, мне обо всем остальном стало известно только позже… Когда на суде и потом ребята рассказывали. – Хесус скучно пожал плечами. – Он вроде как в баре оказался, когда всех накрыли. Он же русский, бешеный. Грохнули, наверное… Оттуда только трупы выносили. Много.
Последнее слово он сказал с оттенком не то бравады, не то гордости.
– А на шута вам старуха та сдалась? – спросила Циркуль.
– Которая старуха?
– Ну та, что потом тебя от суда отмазала…
– А… – Хесус развел руками. – Это Бенни от пуль ею закрывался. Ну и заложник как бы… С мертвого какой спрос?
– Верно, никакого.
– А что тебя в этом русском заинтересовало? – спросила Циркуль.
– Тамански, он как бы… – Макс задумался, подбирая слова. – Вроде Вечного Жида. Его видели почти во всех горячих точках. Семь раз его убивали. Трижды после этого кремировали. Есть масса тому свидетелей, И всякий раз он появлялся где-то снова, и всякий раз это был все тот же Тамански. Его имя всплыло в связи с историей об АН.
– Что такое АН? – спросила Циркуль. Ей, похоже, понравились россказни Хесуса.
– АН – это такая мистическая история, – встрял в разговор Керк. – Я слышал о ней, что-то далекое. Связанное с какими-то нейроразъемами полумифического свойства.
– Да, история действительно давняя и запутанная, – сказал Макс. – Самое забавное, что она происходила как раз в то же время, что и рассказанная мной. Только чуть-чуть другое место…
– И что, вы хотите сказать, что Тамански жив? После стольких лет? – Логус задал вопрос флегматичным тоном, глядя на крупные капли, собирающиеся под потолком.
– А почему нет? – Макс посмотрел на монаха. – Например, ему достаточно регулярно пересаживать свое сознание в новое тело.
– Ну, знаешь… – Логус презрительно фыркнул. – Это не так просто, как ты говоришь. Я не говорю уж о тех немыслимых капиталовложениях, которые он должен производить каждые двадцать – тридцать лет. Это не может пройти незамеченным. К тому же существует специальный закон, ограничивающий пересадку сознаний. Закон «Кармы», слыхал?
– Слыхал, – подтвердил Макс. – Но любой закон, как ты сам знаешь, можно обойти, дело нехитрое. К тому же если хотя бы часть того, что рассказывают об АН, правда, то у такого человека могут быть неограниченные материальные резервы.
– Бред, не может такого быть. Всему есть предел… И человеческому разуму тоже. Невозможно жить так долго и не сойти с ума.
– А почему, собственно? – спросил Керк.
– Потому, что человек, живущий так долго, должен всю свою жизнь переживать нервные встряски, шок, связанные с социальными и технологическими изменениями, происходящими в обществе, – выпалил Логус на одном дыхании. – К тому же тела, в которые пересаживается разум, должны быть очень, крайне близкими по своему строению… Практически идентичными!
– Клоны, – сказал Макс.
– Четырнадцатая поправка к закону о клонировании окончательно и бесповоротно запрещает клонировать людей в пределах нижнего орбитального уровня. – Логус был неумолим. – После мексиканского кризиса за клонирование без лицензии – смертная казнь. Любой, кто проходит по этой статье, – смертник. Будь он соучастник эксперимента, будь он даже нечаянный свидетель или жертва.
– Разве смертную казнь не отменили? – спросил Хесус.
– Отменили, – кинул в его сторону Макс. – Ограниченно. Если тебя осудили по статье, записанной в обычном Уголовном Кодексе. Но есть еще Особый Уголовный Кодекс. Там почти все статьи расстрельные. Так что не может этого быть, негритенок чего-то напутал. Закон есть закон.
– Да что ты все к законам цепляешься? Ты где живешь?! Тамански, будь он жив, был бы как раз тем человеком, который сумел бы тебе рассказать, что такое закон и с чем его едят. И как меняют закон… Насколько это хорошо, можно спорить, но так есть. И чтобы убедиться в этом, тебе даже не стоит выходить из этой комнаты.
Логус помолчал, явно о чем-то размышляя, а потом сказал:
– В истории с АН что-то было связано с ИскИнами?
– Да, насколько я помню…
– У меня есть по этому поводу история, – начал было Логус, но Макс его перебил:
– Позже! К нам опять гости. Все посмотрели на монитор.
К зданию пробирались две группы, человек по десять в каждой. В промокших, грязных балахонах они пересекали бурную реку, в которую превратилась улица. По воде неслись какие-то обломки, коробки и мелкий мусор – все то, что составляло как бы «почву» трущоб.
Это на поверхности «реки». Поток воды был опасен тем, что в своей глубине он тащил более тяжелые предметы. Камни, сорванные промышленные конструкции, трупы. Кое-где встречались остовы автомобилей. С выбитыми стеклами и искореженными корпусами. А такой поток был страшен тем, что мог сбить человека с ног, задавить, а потом унести с собой.
– Это похоже на Большое Наводнение семьдесят девятого года, – сказал Логус, выглядывая в окно. Возле подоконника уже натекла огромная лужа. – Тогда трущобы почти опустели…
– Да, – согласился Макс, внимательно следя за монитором. – После этого последовал стремительный передел территорий. Погибли многие, но тех, кто выжил, хватило для «Похода на Небо».
– Вздорная и бездарно задуманная акция.
– Может быть, может быть… Однако тогдашняя кампания закончилась только на среднем ярусе, как и следовало ожидать, из-за попыток разделить власть между новоиспеченными вождями.
– Я так понимаю, что ты и в этом собираешься обвинить Церковь?