– Мы с тобой рассчитаемся, я тебя, козла, найду!
Брови Марата удивленно поднялись.
– Да ну? Тогда ищи! А вот тебе мой след, следопыт! – Марат снова врезал Сазонову по лицу, затем перевел взгляд на Мишку, который так и лежал на земле, подобрав под себя ноги и испуганно глядя на Марата.
– Ну че, Гравитейшен, у меня для тебя тоже кое-что есть. Вы, парни, идите, я с ними сам разберусь, – больше приказал, чем попросил Робеспьер.
Рослые бойцы тут же ретировались.
– На тебе подарок, бабки занесешь. – Марат что-то сунул Мишке в кулак так быстро, что Сашка не успел разглядеть.
– Ну что, бойцы, пошел я! Больше мне на глаза не попадайся! – Марат снова обернулся к Сазонову. – Это вам еще повезло, что меня встретили. Благодарить должны до конца жизни, поняли?
Сашка ничего не ответил, только сплюнул и облокотился о стену – после драки ноги еле держали. Когда Марат ушел, Мишка, отплевываясь, пробормотал:
– Дурак ты, Сазон, я тебе говорил – не связывайся! Ну чего ты добился?
– Слыш, Гравитц, остынь!
– Да пошел ты! – Мишка на глазах становился все раздражительнее. Беспомощность и страх уступили место злобе и агрессии. – Блин, теперь из-за тебя мне дорога в этот клуб закрыта! Взял на свою голову идиота! Ну что ты в этой Верке нашел, а? Там телок немерено. Нет же, надо было подраться из-за одной соски!
– Слышь, Гравитейшен, ты сейчас от меня по морде схватишь! Ты как ее называешь? И что тебе там Марат дал, расскажи-ка? Что у тебя за делишки с ним? Во что ты вляпался?
– Да тихо ты, раззуделся, – одернул его Мишка и тревожно огляделся, – думаешь, я в это дело по собственной воле вляпался? Думаешь, мне это так нравится, и я таким образом себе на хлеб зарабатываю? Включи мозги, Сазон! Я – сын депутата, мне не то что отказывать себе ни в чем не надо – я даже не задумываюсь о том, что такое деньги и как они могут тяжело доставаться. Да, я иногда балуюсь, но мне бы и в голову не пришло самому толкать эту дрянь – ты хоть прикидываешь, каким местом все это может выйти и мне, и отцу, если кто-нибудь меня сдаст?!
– Тогда зачем? Я не понимаю? – растерялся Сашка.
– Не понимаешь – а туда же, – обиделся Гравитц, – знал бы ты, в какой я заднице!
– Ну так расскажи!
– Расскажу! Но не здесь! Поехали ко мне! Там расскажу! – почти прошептал Мишка.
Через полчаса они уже были на гравитейшенской квартире, жевали бутерброды, запивая горячим чаем. Видок у обоих был что надо: лица распухшие, под глазами синяки, на руках ссадины. В другой раз и при других обстоятельствах они наверняка подтрунили бы друг на другом и от души посмеялись, но не сегодня.
– Понимаешь, дурак я был два года назад, – хмуро рассказывал Гравитц. – Надо было сразу ему отпор дать, а я не смог. А теперь как из этого вылезти, не знаю!
– Да просто брось и все! – подсказал Сашка. – Чего тут знать!
– Не могу. – Гравитц покачал головой и посмотрел на друга. В глазах его Сазонов увидел отчаяние и страх – похоже, Мишка и впрямь в полной заднице. – Если брошу – он все растрындит по всему свету. А у меня, сам знаешь, отец в депутатах.
И Мишка стал рассказывать обо всем, что случилось за эти два года. Оказывается, зависимость от Марата упиралась в злополучный выпускной вечер, когда они собрались на квартире у Вадика.
– Понимаешь, я тогда в хлам был пьян. Да мы тогда все такими были. Жесткую дурь он нам подкинул. Ну а через день выловил меня и фотки сует. Гляжу, а там я в полнейшем ауте. «Ну чего, Мишка, – говорит, – будем, малец, в «дашь на дашь» с тобой общаться? Или мне картинки папаньке твоему занести?» Надо было мне тогда храбрости набраться да рассказать обо всем отцу. Ну, поорал бы, карманных денег лишил бы, ну не убил бы точно. А я испугался. Он мне: «Сбагришь этот пакетик с таблеточками, и забудем весь этот маленький инцидент, договорились?» И я подписался. Только одним пакетиком все не закончилось. За этим заданием пошло следующее, следующее и следующее. И так до сих пор – на крючке я у него. Досье на меня все толще и толще, и теперь страшно подумать, что может узнать обо мне отец.
Мишка замолчал, наступила тягостная тишина. Сашка обдумывал все, что услышал от друга.
– Слушай, а с отцом ты не пробовал поговорить? – спросил Сазонов. – Может, поймет?
– Ты прикалываешься, что ли? Батя меня и слушать не станет – и так по любому поводу наезжает: ты, мол, иждивенец, камень на шее, одни проблемы от тебя. Как в политику ударился, так ему вообще ни до чего стало – совсем ему власть мозги затуманила, еще покруче наркоты. Все хапает, хапает, хапает, словно боится не успеть момент урвать. Иногда смотрю ему в глаза, а там только значки доллара. Мне порой кажется, узнай он обо всей этой заварухе – сам бы меня полицаям сдал. Разом бы и от надоевшего иждивенца избавился, и проявил бы себя сознательным гражданином.
– Да уж, дела… – потер лоб Сашка. – А ты уверен, что Марат не порожняком на тебя давит? Может, просто стращает? Кто он такой вообще, чтоб у него такие связи были?
– Ну ты наивняк, Сазон, – усмехнулся Мишка, – думаешь, Робеспьер – последняя инстанция? Да он такая же шестерка, как и я, только у более крупной рыбы.
– И ты знаешь, у какой?
– Нет, откуда мне знать… – Мишка опустил глаза и задумался. – Ладно, забей, – после недолгой паузы проговорил Гравитц и криво улыбнулся. На его распухшем посиневшем лице улыбка смотрелась особенно жалкой. – Что мы все обо мне да обо мне – ты лучше расскажи, зачем, придурок, в драку полез? Неужели так запал на Верку?
– Так ее Верой зовут? – Сашкины мысли моментально переключились на ту самую девушку из клуба.
– А то ты не знаешь? – усмехнулся Гравитц.
Усмешка показалась Сазонову странной.
– А что, должен знать? Ты о чем вообще?
Мишка странно захихикал.
– Вера Баринова – говорит тебе что-нибудь это имя?
Вера Баринова! В памяти вырисовался образ девушки: толстой и некрасивой, тихой, словно тень. Одноклассница из две тысячи четырнадцатой! Новенькая, пришедшая к ним в класс в самый последний год. Кажется, она прибыла из какой-то далекой страны: Америки или Швейцарии. Кадушка! Или не она? Точно она! Быть не может! Да ну, Миха прикалывается…
– Ну что, вспомнил? – выдернул Сашку из раздумий Гравитейшен. – Два года прошло, а девчонку прям не узнать! Я когда списки первокурсников просматривал, думал, тезка, особо-то не присматривался – у меня факультет другой. А на одной студенческой сходке общий приятель нас друг другу представил. А эта коза мне так запросто: «Привет, Гравитейшен!» Я аж охренел! Изменилась Верка, ничего не скажешь, мне иногда даже стыдно бывает за то, что мы ее Кадушкой дразнили. Прям как в сказке: из гадкого утенка такая телка вылупилась.
Мишка снова захихикал, а Сазон все никак не мог справиться с переполнившими его эмоциями.