– Ройтман? Но его же в галерее не было! И зачем ему?

Александр Янович тихим настойчивым голосом поведал младшему следователю всю подноготную преступления. Оторопев, слушал Чухонцев повесть профессора Халфина. Многое становилось яснее. Как оказалось, Халфиным была открыта теория, согласно которой в мире существует только одна цивилизация – западная, а прочая история является как бы неудачной копией этой хорошей истории. В частности, русская история, согласно профессору Халфину, является неправильной версией истории западной, в этом и состоит русская проблема. Публицист Ройтман, по словам профессора Халфина, бессовестно воспользовался открытием и стал излагать теорию от собственного лица.

– Его теория есть вульгарная версия моей теории! – негодовал профессор.

– Так у вас у самого теория про вульгарную версию.

– Теория Ройтмана о неудачной версии западной истории есть неудачная версия моей теории о российской истории! Что тут неясно? Что?!

И Халфин еще раз, с примерами текстуальными, рассказал о хищениях.

– Значит, вы первый сказали, что в России истории не было?

– Наконец-то!

– А Ройтман украл идею?

– Поздравляю! – иронически сказал Халфин. – Вы поняли! Я девятнадцать книг про это написал!

– Никто до вас и не догадался? Уважаю!

– Видите! Даже вы, человек, так сказать, далекий.

– Получается, оба говорите одно и то же? – наивно спросил Чухонцев. – А что же в этом плохого? Убедили, значит, мужика.

Халфин пояснил следователю особенности интеллектуальной жизни столицы. Первенство не поощряют – кругом завистники. Вообразите, в «Русском альянсе» молодежь затыкает старому профессору рот! Ему, читавшему лекции в Колумбийском университете! Не для того он писал три тома сочинений, чтобы розовый пупс Бимбом обрывал его на полуслове. А Ройтман просто ревнует к славе.

– Мухаммеда задушил, чтобы на меня подумали!

И профессор изложил план Ройтмана. Поскольку, по теории Халфина, виновником отставания России в прогрессе являлось татарское иго, мотив преступления у профессора имелся. Для Александра Яновича убийство татарина могло быть жестом интеллектуального сопротивления историческому детерминизму. Убив Мухаммеда, Ройтман подводил следствие к мысли о Халфине. Оставалось подбросить профессору орудие убийства, что Ройтман проделал в Лондоне.

– Негодяй! Шнурок подсунул!

– Но как Ройтман умудрился убить Курбаева?

Халфин вздохнул. Непонятно это.

– Разрешите подарить вам… – Халфин извлек из портфеля трехтомник «Возможна ли Россия?» – Некоторые за одну ночь прочли – не могли оторваться.

– Не надо! – сказал Чухонцев.

– Нет уж, позвольте.

9

Фрумкина приняла следователя Чухонцева в редакции. Чухонцев поразился интенсивности трудового процесса.

– Миша, быстро к верстальщикам; Маша, немедленно звони министру энергетики – интервью на две тысячи знаков; Иван, где бильд-редактор? – и потом Чухонцеву: – Времени нет, все завтра. А, вы следователь. Садитесь вон там. Я сейчас, – и через десять минут: – Давайте коротко – что случилось? Вы с этой ерундой? Ах, вызов на допрос? Ах, игнорирую? Да, выбросила ваш вызов в мусорную корзину. Времени на глупости нет. Хотите меня арестовать? Сделайте одолжение. Света, бегом сюда! Быстро на первую полосу заголовок: арест главного редактора в офисе газеты. Подбросили наркотики, лжесвидетельство, шантаж власти. Сфотографируйте этого молодого человека. Как вас зовут? Чухонцев? Имя сообщите, пожалуйста. Погромче, будьте любезны. Как слышно? Записалось на магнитофон, девочки? Можно с вами попозировать? Отлично. Видите, как просто. Теперь можно ехать к вам в тюрьму.

– Но я не подбрасывал наркотики.

– Это уже догадка журналиста. Опровергайте, если можете.

От такого напора Чухонцев растерялся. Фрумкину он арестовывать не стал, задал несколько вопросов, получил темпераментный ответ.

– Дело элементарное, нужно быть полным идиотом, чтобы не раскрыть за восемь часов. Не нравится, что я говорю, – не слушайте. Всегда говорю то, что думаю. Не знаю, за что получаете зарплату. Убийство спланировано и осуществлено агентами спецслужб – теми же людьми, которые устранили правозащитников. Вы знаете, сколько гибнет журналистов? Кто стоит за этими заказами? Желаете, чтобы я назвала имя убийцы? Вы сами его имя знаете. Вы этого человека видите на экране телевизора каждый день. Вам правда не нравится? Что поделаешь, терпите. Этот человек сделал много зла России. Вы хотите со мной поспорить? Поверьте, спорить бесполезно.

– Но зачем? Зачем ему, – пальцем Чухонцев указал в потолок, – для чего ему устранять шофера Мухаммеда Курбаева?

Фрумкина засмеялась. Она глядела на оторопевшего следователя с искренним весельем.

– Вы ничего не поняли. Мухаммед был мозговым центром оппозиции. Мухаммед Курбаев – крупнейший либеральный мыслитель современности. Последователь Хайека, личный друг Жака Аттали и Ханны Арендт, знаток Хайдеггера.

– Что?!

– Они хотели обезглавить оппозицию. Мы готовим об этом материал.

10

Часто в спорах по поводу личности президента, нравственности премьер-министра и механизма власти, управлявшей Россией, возникали непреодолимые трудности.

Некоторые граждане настаивали на том, что демократия в России особенная – централизованная. Другие граждане уверяли, что всякая демократия соответствует тому демосу, который населяет страну, и двух одинаковых демократий в мире нет. А иные выражали сомнение в том, что термины «либерализм» и «демократия» имеют смысл в сочетании. Современный мир объявил венцом развития демократию и либерализм – но это же нонсенс.

– Согласитесь, – говорили иные граждане, – здесь кроется противоречие. Учение «либерализм» отрицает государство, а демократия есть государственное устройство. Либерализм – это свобода отдельных одаренных личностей, а демократия – ориентируется на мнение большинства граждан.

– Демократия оринтируется на лучших, которых выбирают в народе.

– Но даже представительская демократия имеет в виду мнение большинства, которое выбрало лучших представителей. А большинство не может исповедовать либерализм.

– Однако мир живет с этим противоречием весьма успешно!

– Привыкли к противоречиям власти! – кричали провокаторы. – Взять хоть национал-социализм. Тоже – противоречие. Социализм – учение о равенстве и интернационализме, а национализм – о неравенстве и превосходстве одной расы над другими.

– Зачем делать такое сравнение? Вы хотите сказать, что национал-социализм и либеральная демократия – это одно и то же?

И обида мешала длить важный спор.

Демократия – то есть форма общественного управления западным обществом – давно считалась образцом для всего мира, и западный порядок распространялся постепенно на весь подлунный мир; так некогда империя великого Александра присоединяла к себе новые земли, распространяя цивилизацию повсеместно.