– Могу я вас пригласить? – сказал Чичерин серому человеку. – Не в ресторан и не в казино приглашаю, не пугайтесь. Взятку не предлагаю… Хочу пригласить вас пройтись по коридору, поболтать. Беседовать, глядя друг на друга через стол, тяжело… За столиком мы однажды сидели… Помните, беседовали во французском посольстве.
Семена Семеновича конвой уже вывел прочь из кабинета, и адвокат остался со следователем наедине. Адвокат потрепал серого человечка по плечу.
– Я тот наш разговор храню в памяти, не раз к нему возвращался.
– Прошу вас, господин Чичерин, не связывать наши споры с делом Панчикова.
– Как можно… Но мысль эта журналистам непременно придет в голову… Найдется писака, напишет, что свели счеты… Пройдемся? Словно мы античные мыслители и гуляем по паркам Академии…
Адвокат Чичерин подхватил следователя Щербатова под руку и увлек его в коридор. Коридор следственного управления на греческую Академию походил мало: щербатый кафель и кривые стены, покрашенные серой масляной краской поверх трещин и сбитой штукатурки.
– Забудем разногласия, договорились? Вы – за красных, я – за белых, что с того?
– Согласен.
– Подозреваю, вы считаете меня классовым врагом, – с улыбкой заметил Чичерин, – заметил в вас этакий латентный марксизм.
– Ну что вы, – сказал Петр Яковлевич, словно его уличили в битье стекол, – какой же я марксист.
– И прекрасно! А я – не представитель класса эксплуататоров… Род Чичериных, как вы знаете, происходит из Тамбова. Самая глубинка. Крестьянские мятежи, тамбовские волки… Мы, Чичерины, люди простые.
– Как интересно, – сказал следователь. – Я вас слушаю, господин Чичерин.
Они прогуливались по коридору, и Чичерин еще раз подчеркнул торжественность момента:
– Адвокат и следователь, в русской истории – классическая пара. Историю, Петр Яковлевич, вы отменно знаете… и параллели наверное отыщете.
– Утилитарно подхожу. Кое-какие уроки извлекаю.
– Подходите к делу как следователь. Грозились проверить свидетеля Мельгунова и его книгу «Красный террор». Помните спор?
– Конечно помню.
– Я утверждал, что красный террор имел место, и сослался на свидетельство Мельгунова, помните? Вы свидетеля захотели проверить… Не спрашиваю о результатах, понимаю – времени в обрез!
– Навел справки. Мельгунов Сергей Петрович; выпустили за границу по личному распоряжению товарища Уншлихта, первого заместителя председателя ВЧК-ГПУ. И это в те годы… Как доверять таким свидетелям? Мельгунов перед войной призывал избавиться от Советской власти любыми методами – вплоть до иностранной интервенции. С атаманом Красновым дружил… Эту книгу Мельгунов писал в Париже, по заказу атамана Краснова. Вот и получается…
– Стало быть, все, что у Мельгунова написано, – подлог. И террора не было… и революции не было… денег в пломбированном вагоне не было… И дело Ленина тоже сфабриковали… – добродушно сказал Чичерин.
– Указание сфабриковать дело о пломбированном вагоне дал французский чиновник Альбер Тома – он приезжал в Россию, добивался продолжения войны после Февральской революции. Фотография есть: Тома перед строем русских воинов вместе с Керенским, солдатам шляпой машет. И документ имеется насчет Ленина…
– Сами видели этот документ?
– Фотографию документа видел.
– Видите, – сказал Чичерин, улыбаясь, – сколько тайн известно! Как Гитлера поддерживали, вы тоже знаете…
Адвокат придерживал слодователя за локоть и говорил мягко, распевно; давно известно, что всякую серьезную беседу надо начать издалека.
– Гитлера разные деятели подкармливали, – сказал Щербатов, – Например, семья президента Буша снабжала деньгами НСДАП, был такой банкир Прескотт Буш, отец одного президента и дедушка другого. Он в Гитлера деньги вкладывал. И Форд поддерживал…
– А что если это ошибка? Дезинформация? Фотография поддельная?
– Возможно и так. Проверить надо, в архивы заглянуть.
– А если в архивы фальшивый документ положат?
– Тогда надо решать по косвенным уликам…
– А если улики подбросили?
– Тогда надо сравнить с другими делами. Есть история прецедента. Надо понять логику всех процессов.
– История – это большой судебный процесс, – глубокомысленно сказал адвокат. – Задача историка, как и задача адвоката, не допустить обвинения невиновнго. Хочу намекнуть на одну тонкость, позволите?
– Прошу вас, – сказал Петр Яковлевич.
– Про дело Бейлиса слышали? Антисемитский процесс: мол, жиды кровь младенцев пьют. Задумайтесь над этим делом. Мы с вами про большевистскую революцию и германские деньги рассуждали. И вы разумный аргумент привели – я-то оценил ваш гибкий ум! Какая выгода немцам оттого, что революция их собственную страну развалила? Кажется, аргумент весомый… А что если это не немцы деньги дали, а немецкие евреи? Готовили развал европейского мира? Есть версия, что и германский фашизм сами евреи подготовили. Говорят, и Гитлер еврей, и Гесс еврей, и Гейдрих еврей, и Гиммлер еврей? Слышали про такое?
– А что это меняет? – спросил Петр Яковлевич. – Допустим, они евреи, ну и что с того?
– Как вы не понимаете! Если доказать, что Гитлер и Гейдрих евреи, значит, проблемы антисемитизма в мире нет! Этим доказательством неофашисты и заняты! Связь с нашим делом – прямая: арестуете Панчикова и возбуждаете антиеврейские настроения, нагнетаете и без того гадкую атмосферу… Дискредитируете либеральную оппозицию… Намекаете на то, что оппозиция у нас состоит из сионистов, даете карту национал-патриотам. – Адвокат Чичерин возвысил голос при последних словах, ему показалось, что эффект достигнут.
– Что вы предлагаете?
– Предлагаю подумать над тем, что наше с вами противостояние не измеряется делом Панчикова. Речь идет об ином.
– О чем же?
– Россия переживает судьбоносный момент своей истории – возвращение к Западу. Блудная дочь, когда-то бежавшая из дома… – Чичерин улыбнулся своей метафоре. Все-таки адвокатам приходится прибегать к образам. – России трудно вернуться домой. Снова спорят два лагеря: западники и славянофилы, сегодня лагеря именуются: либералы и охранители. Терминология осталась почти без изменений – изменились фигуранты процесса. Возьмем нынешнее дело. Кажется, что мы занимается детективным расследованием, но в реальности – занимаемся большой историей! Панчиков – представитель крыла либералов.
– И как надо поступить?
– Понять, в какой находимся ситуации.
– Я понимаю ситуацию. И представляю свою профессию иначе, – сказал Петр Яковлевич.
Они шли по коридору рука об руку, и Щербатов тихо говорил Чичерину:
– В юности я много беседовал с тремя старушками – у меня сразу три бабушки, так сложилось. Мои бабушки обеспокоены нарушением прав людей в мире – вы знаете, старым людям постоянно кажется, что их права ущемляют. Мы часто сидим на кухне и перебираем неприятности. Жизнь им досталась нелегкая. Вы представляете.