– Пиганов сегодня выступает? – спросил Фалдин у художника Бастрыкина.

– Я его не видел. Видел зато в толпе Шаркунова – вообразите, стоит в колонне с патриотами. Увидел меня, отвернулся! Спросим у Мити про Тушинского.

Лица – одно другого ярче: к ним приблизился публицист Митя Бимбом, розовый и успешный. Бимбом щурился, совсем как его дед-меньшевик, участник Февральской революции. Фотография старика Бимбома (близорукий господин в панаме) публиковалась в энциклопедии, среди портретов деятелей буржуазной революции.

– Пиганов сюда не приедет. Зачем ему выступать вместе с Тушинским? Зачем делиться лаврами?

– Неужели Тушинский здесь?

– Попробуйте не пустить! – Митя замахал руками, показывая, что с Тушинским лучше не связываться. – И Гачев должен подъехать. Он про коррупцию расскажет. Останьтесь, послушайте.

– А Придворова?

– Тамара Ефимовна уже на трибуне.

И действительно, дородная писательница Придворова уже стояла у микрофона, кутаясь в доху. Митя Бимбом, следуя мановению ее руки, засуетился, сообщил Фалдину, что покидает его:

– Зовут и меня выступать. Скажу что-нибудь народу. Свобода, знаете ли, ждет.

Митя улыбнулся искренней улыбкой, составившей ему репутацию лучшего из молодых публицистов, – не то что старые демократы, циничные и жадные.

Тушинского, например, разлюбили – не могли простить бесплодную любовь. Интеллигенция ненавидела Тушинского как любовница, которой морочили голову двадцать лет, не подарив ни брака, ни детей, ни денег, ненавидит былую пассию. Тушинский был вечным кандидатом в президенты, но к власти не стремился. Долгие годы он говорил пастве, что возглавит страну и водворится справедливость – но завистники не пускают его к престолу. Интеллигенция отдавала ему голоса, и спонсоры давали денег, уверенные, что однажды он власть возьмет, – но двадцать лет миновало, а ничего не изменилось. Фалдин подумал, что политик этот никогда не работал, а живет очень богато. Он имеет машину и шофера, секретарей, курьеров, разные дома – а за всю жизнь не сделал ничего; только открывал рот. Все знали, что изменить Россию в пятьсот дней невозможно, что говорить так глупо, но кандидат излагал программу по изменению России в пятьсот дней двадцать лет подряд. Кандидат утверждал, что если бы его послушались, страна успела бы за это время поменяться пятнадцать раз, по одному разу за два года.

Сейчас, выйдя на трибуну, Тушинский привычным движением распахнул рот – так сантехник, придя чинить трубы, раскрывает застежки чемодана с инструментами. Рот раскрылся, слова полились сами собой.

– Вы знаете правду! – закричал Тушинский, и скулы его окаменели. – Знаете, на что способны опричники! Случай вопиющий!

Он рассказал все: опять не допущен к выборам, опять заговор! Не прошел потому, что не набрал подписей избирателей, – и как вам это нравится?

– Может быть, дело в ином? – надрывался Тушинский. – Может быть, господин президент испугался соперника? Что молчите, господа фальсификаторы?

Фалдин вдруг понял, что кандидат не собирался принимать участие в выборах – покойнее жить на даче, с тарелкой телятины, политой брусничной жижей, с бокалом вина в маленькой аккуратной ручке. Для чего рисковать?

– Клоун, – сказал суровый человек, стоявший за спиной Фалдина. – Сегодня его никто не принимает всерьез. Глупейшая у него программа. Подождите, сейчас будет выступать Митя Бимбом. Он из новых.

– Какая у Бимбома программа? – сказал Фалдин осторожно.

– Не нужна программа. Прежде всего надо объединить силы протеста. Когда победим, программа сама появится.

– Как без программы власть брать?

– Не смешите меня, – сказал человек с плакатом. – Вам русским языком говорят, что программа имеется, просто внедрять ее будем по пунктам. Пункт первый: консолидация демократических сил. Пункт второй: осуществление демократических процедур – тайна голосования, многопартийность, регистрация одномандатных кандидатов. Пункт третий: контроль за неукоснительным исполнением демократических процедур. Пункт четвертый: построение социальных институтов, гарантирующих исполнение демократических процедур.

– А сама программа? – спросил Фалдин.

– Не смешите. Я уже перечислил все пункты программы. Но тише, Бимбом выступает! Кстати, – неожиданно добавил человек с плакатом, – знаете, что нам нанесли удар? Панчиков арестован.

– Что?

Фалдин посмотрел на человека с плакатом, но человек закрылся от него транспарантом. Поперек белого листа было написано «Меня тошнит».

11

Семен Панчиков еще не был арестован. Он только собирался на допрос. Выбрал строгий деловой костюм, а под пиджак пододел кашемировый жилет – на всякий случай. Что если придется ждать в холодном коридоре? Об иных вариантах событий не думал.

– Зубную щетку возьмешь?

– Ты что? Ты что?

Семен Семенович даже слов подобрать не смог. Супруга унесла несессер с бритвенным прибором и зубной щеткой.

– Как ты могла…

– Умоляю, не волнуйся. Ты не должен показывать свое волнение.

Следовало выбрать не только костюм, но тон общения со следователем. Желательно, чтобы тон разговора соответствовал асфальтовому цвету «Бриони» – жестко, холодно, по существу.

Когда Семен Семенович мысленно проговаривал свои возможные реплики на допросе, он остановился на жесткой манере диалога, которую так любят читатели американской писательницы Айн Рэнд. Надо отвечать сухо и правдиво вне зависимости от предмета диалога. Прибыль, любовь, убеждения, убийство – все можно анализировать трезво. Я – крупный бизнесмен, говорил себе Панчиков, должен вести себя сообразно статусу моего клана. Так, как я разговариваю со своими наемными рабочими, так буду говорить и со следователем – следователь и есть наемный рабочий. Следователь получает зарплату из бюджета, то есть отчисления с налогов, он у меня на жаловании – буду вести себя с ним, как с младшим клерком. Рэнд научила нас, как надо говорить с попрошайками.

Диалоги в книгах Айн Рэнд были примером разумной речи. Скажем, младший партнер по бизнесу, лодырь и социалист, просил прибавку к жалованью. Следовало говорить с ним так:

– Почему я должен давать тебе деньги?

– Я прошу о милосердии…

– По существу, будь любезен.

– Мне так нужны деньги… У меня больная мать, сестра прикована к постели и крыша течет…

– Поэтому ты решил, что я должен отдать тебе деньги, которые нужны мне самому.

– Но я рассказываю о своей нужде!

– Больше работай и справься с нуждой.

Точка. Разговор окончен. Попутно выясняется, что проситель пописывает в левые газеты прокламации, упрекая капитализм в бессердечии. Хочет подачку получить – и одновременно жалуется, что ему мало дают. У красных обычное дело – двойные стандарты. В течение долгих лет Семен (как и многие российские бизнесмены) воспитывал себя на книге Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» – то была книга, равная по значению книге большевика Островского «Как закалялась сталь». Общеизвестно, что под влиянием книги Островского люди делались фанатичными в служении партии и упорными в строительстве непригодных для езды дорог и неудобных для жилья домов. Книгу Айн Рэнд Семен называл «Как добывалось золото», эта книга воспитала бизнесменов – столь же непреклонных, как большевики. Разница состояла в том, что сталь, закаленная большевиками, проржавела, а золото, нажитое бизнесом, множилось год от года.