Отшвырнув в сторону «стэн», Фрисснер бросился к нему, перевернул. Макс лежал с закрытыми глазами и что-то шептал. Он сильно изменился, лицо осунулось, пожелтевшая кожа словно присохла к костям черепа, Спекшиеся губы потрескались… Богер словно постарел на добрых полвека.
Нагнувшись к самым губам, капитан тем не менее ничего не понял из того, что шептал ему – а ему ли? – Макс.
– Воды! – крикнул он. – Воды!
Ягер сунул ему флягу, вырванную у кого-то из солдат. Струйка потекла в рот Богера, он стал ловить ее губами, закашлялся.
– Живой… – обрадованно сказал Ойнер.
– Кошка.
Фрисснер поднял брови.
– Кошка, – повторил штурмбаннфюрер, поднимая черную фигурку Купленная Богером еще в Триполи у старичка-араба кошка все так же выгибала спину.
– Он ее в руке держал, – благоговейно прошептал кто-то из солдат, кажется, Лангер.
– Что это такое? – спросил Ягер, подбрасывая кошачью фигурку на ладони.
– Черт его знает, штурмбаннфюрер Но это спасло всем нам жизнь.
– Кроме него, как я полагаю, – покачал головой Ягер.
– Вы что, врач? – оскалился капитан.
– Нет, но я видел достаточно парней, которые собирались отдать концы. А этот сильно смахивает на попавшихся нам дохлых англичашек. Да и на унтера. Похоже, эта тварь его все-таки зацепила, может, и слабее, чем хотела, но своего добилась.
С этими словами Ягер отошел к телу Обста, присел рядом на корточки и принялся его внимательно разглядывать. Капитан скрипнул зубами и попытался нащупать пульс. Артерия на руке Богера, тоненькой, точно птичья лапка, отозвалась редкими слабыми толчками. Кожа, казалось, шуршала под пальцами, словно пергамент.
Макс умирал, и штурмбаннфюрер оказался прав. Артур понимал, что никакие врачи, ничье вмешательство не помогут, будь они даже не в самом сердце Ливийской пустыне, а посреди Триполи или Берлина. Это не то, с чем может справиться человек.
Он нагнулся еще ниже к шевелящимся губам, чтобы услышать, разобрать хотя бы слово, но в этот момент Макс дернулся всем телом и затих.
Это не слова поэта. Мало вы веруете!
Коран. Неизбежное. 41 (41)
Металлическая модель тяжелого танка, принесенная Фердинандом Порше, не вызвала у фюрера ожидаемого интереса. Он с раздражением буркнул что-то об «осточертевших советских средних танках» и велел передать конструктору, что хотел бы иметь более весомые результаты, нежели детская игрушка.
Шпеер спокойно снес эту вспышку гнева, перебирая бумаги. Наконец фюрер звонко щелкнул по игрушечной башенке карандашом и сказал:
– Заберите это с собой и намекните Порше, что я хотел бы увидеть танк не на своем столе, а на полигоне.
– Да, мой фюрер.
– Порадуйте хоть вы меня, Шпеер, раз ваши подчиненные и подведомственные не могут. Что с «Тангейзером»?
– Мы ждем, мой фюрер.
– Ждете чего?
– Ждем результатов Пока не вернется хоть кто-то из экспедиции, ничего не прояснится.
– Так… – Фюрер недовольно поджал губы. – Полная неопределенность. Я не люблю неопределенности, Шпеер. Хотя в данном случае она, видимо, оправданна. А вы сами, Шпеер… Вы верите в успех?
– Я склонен в большей степени верить разработкам Гейзенберга, мой фюрер. Они, по крайней мере, обоснованы научными расчетами, а я, как инженер, привык верить таким вещам. «Тангейзер» же… «Тангейзер» – это красиво, но больше напоминает сказку, – сказал Шпеер.
Гитлер хмыкнул.
– Думаете? Нельзя сбрасывать со счетов даже сказки. Потеря или пустая поездка экспедиции в Ливию не нанесет большого ущерба, но может принести ни с чем не сопоставимую пользу.
– Я полностью согласен с вами, мой фюрер.
– И вы туда же, – горько сказал Гитлер, – Все со мной соглашаются. «Да, мой фюрер!». «Будет выполнено, мой фюрер!». «Так точно, мой фюрер!». И что в результате? Что происходит, хотел бы я спросить? Они хотят списать на меня все неудачи, вот что я вам скажу, Шпеер! Вы разумный человек, вы не можете этого не видеть! А когда мне нужно что-то действительно потребовать от них, они обещают и не выполняют. Еще в июле 1940 года я приказал авиаторам прекратить все экспериментальные работы, результаты которых не могут быть применены в военных целях в пределах ближайших восьми месяцев. И что же? Мессершмитт с ЮМО по-прежнему возились над своим турбореактивным истребителем. Им наплевать на то, что я приказываю. Им наплевать даже на мои просьбы. И где он? Где истребитель? Да, турбореактивные двигатели – это прогресс, но я требовал от них блиц-бомбардировщик, при помощи которою мы могли бы продолжать наступательную войну. И где бомбардировщик? Что мне может сказать Мессершмитт?
Гитлер, двигая кадыком, отпил воды из стакана и продолжал:
– В день рождения эти клоуны показывают мне новые тяжелые танки. Они волокут их в Вольфшанце в Восточной Пруссии. На время перевозки закрывают движение на всех участках железнодорожной линии Кассель – Растенбург. Машина Порше при выгрузке с платформы вязнет в грунте. Тем не менее я все-таки вручил ему Крест за военные заслуги I класса. Да что я рассказываю, вы сами видели, что это были за жестянки!
– Да, мой фюрер, я помню, – сказал Шпеер. – Мы с Герингом присутствовали на испытаниях.
– И с ними мы хотим выиграть войну! – патетически воскликнул Гитлер. Он сел, помолчал и хитро посмотрел на рейхсминистра: – Но мы-то с вами умнее их всех, Шпеер. Умнее.
– Умнее, мой фюрер, – согласился Шпеер, который и в самом деле так считал.
– С «Тангейзером» или без, но мы выиграем эту войну.
– Выиграем, мой фюрер, – сказал Шпеер. Правда, в этом он уже не был уверен на сто процентов.
Разве ж другому, чем Аллах, вы приказываете мне поклоняться, о невежды!
Коран. Толпы. 64 (64)
Археолог полз в гору на четвереньках, разбив колени в кровь.
Несколько минут назад он оставил Муамара возле скалы, похожей на наковальню, а по пути услыхал жуткий вой, явно принадлежащий существу не из этого мира. С этого момента Замке не смог бы сказать, что движет им в большей степени – желание помочь спутникам или возможность увидеть непознанное, то, что никто до него не видел.
«Тот, Чьи Глаза Высохли – реальный феномен Ливийской пустыни» – вертелось в голове название статьи. Наверное, штурмбаннфюрер Ягер назвал бы археолога тщеславным ублюдком, но сейчас Замке об этом не думал.
Ради этого стоило пройти Бельзен.
Ради этого стоило проехать через пустыню.
Ради этого…
– Стойте, – сказал Ягер, выходя из тени, в которой стоял.