Увидев ее, он первым делом подумал, что женщина удиви­тельно похожа на его жену. Она сидела за столиком у стены, на­против седоволосого мужчины, на вид немного старше ее. Жен­щина была одета в черную юбку и красную шелковую блузку. Она нервно водила пальцем по краю бокала.

И тут Стив с изумлением понял, что это действительно Ким, обедавшая с человеком, которого он никогда раньше не видел. Он долго смотрел, как она смеется, и с упавшим сердцем осо­знал, что уже видел это выражение лица раньше. Несколько лет назад, когда отношения между ними были совсем другими.

Ким встала. Мужчина сделал то же самое и обнял ее за та­лию, нежно, почти привычно, словно делал это раньше сотни раз. Возможно, ей нравились его прикосновения, подумал Стив, наблюдая, как незнакомец целует в губы его жену.

Он не совсем представлял, что делать, но сейчас, вспоминая это, понимал, что вряд ли испытывал какие-то чувства. В по­следнее время они отдалились друг от друга, слишком много спо­рили, но большинство мужчин в такой ситуации вошли бы в рес­торан и приперли жену к стенке. Возможно, даже устроили бы сцену. Но Стив был не из таких. Поэтому он переложил малень­кую сумку с вещами в другую руку, повернулся и пошел по на­правлению к вокзалу.

Через два часа он уже был в поезде и к вечеру прибыл в Рич­монд. Как всегда, снял трубку, позвонил жене, и она почти не­медленно ответила. Он услышал музыку и голоса: дома работал телевизор.

— Ты наконец-то в Ричмонде? — спросила жена. — Я уже волновалась.

Стив сел на кровать и снова вспомнил чужую руку на талии жены.

— Я только что вошел.

— Какие новости? Что-нибудь случилось?

Он находился во второразрядном отеле, и покрывало на пос­тели было уже поношенным. Под окном гремел кондиционер, от которого слегка шевелились занавески. Стив видел слой пыли на телевизоре.

— Нет, — сказал он вслух. — Ничего особенного.

Лежа в больничной палате, он вспоминал все это с ясностью, поражавшей его самого. Наверное, потому, что знал: скоро при­дет бывшая жена с детьми.

Ронни уже позвонила ему и сказала, что не вернется в Нью-Йорк. Стив знал, что ей будет нелегко. Он вспоминал исхудав­шее, сморщенное тело отца и не хотел, чтобы дочь видела его та­ким. Но она все твердо решила, и он не сможет уговорить ее уехать, и это пугало его.

Как и ближайшее будущее.

Последние две недели он постоянно молился. Или по край­ней мере делал так, как советовал пастор Харрис. Он не склады­вал руки, не склонял голову, не просил исцеления, но делился с Богом тревогами за своих детей.

В этом он вряд ли сильно отличался от других родителей. Дети все еще слишком молоды, впереди у них долгая жизнь, и он гадал, что будет с ними. Он спрашивал Бога, будут ли они счастливы, станут ли по-прежнему жить в Нью-Йорке, обза­ведутся ли семьями, будут ли у них свои дети. Все как у всех, но в этот момент он наконец понял, что имел в виду пастор Харрис, когда сказал, что разговаривает с Богом во время про­гулок.

Однако в отличие от пастора ему еще предстояло услышать ответы в собственном сердце или ощутить присутствие Господа в своей жизни, а времени у него почти не осталось.

* * *

Стив глянул на часы. Ким улетает через три часа. Из боль­ницы она сразу отправится в аэропорт вместе с Джоной, и эта мысль пугала его.

Скоро он в последний раз обнимет сына. Сегодня он с ним попрощается.

Джона в слезах вбежал в палату и сразу метнулся к кровати. Стив едва успел расставить руки, как мальчик упал в его объятия. Худенькие плечи вздрагивали, и Стив ясно ощутил, как рвется сердце, но постарался запомнить этот момент, когда Джона при­жимался к его груди. Он любил детей больше жизни, сознавал, что Джона нуждается в нем, и сознание того, что как отец он по­терпел крах, убивало.

Джона продолжал безутешно рыдать, и Стив все крепче его обнимал, ни за что не желая отпускать. Ронни и Ким стояли на пороге, не входя в комнату.

— Они стараются отослать меня домой, па! — бормотал Джо­на. — Я говорил, что хочу остаться с тобой, но они и слушать не хотят. Я буду хорошим, па, обещаю, буду хорошим! Стану ло­житься спать, когда прикажешь, убирать комнату, не буду есть печенье вместо сандвичей. Скажи им, что я могу остаться. Обе­щаю слушаться тебя!

— Знаю, малыш, знаю, — вздохнул Стив. — Ты всегда был самым лучшим.

— Скажи ей, па! Скажи, чтобы я остался! Пожалуйста! Толь­ко скажи!

— Я хочу, чтобы ты остался, — повторил Стив, страдая не только за себя, но и за сына. — Хочу больше всего на свете. Но ты нужен маме. Она скучает по тебе.

Окончательно потеряв надежду, Джона заплакал еще громче.

Стив пытался сглотнуть ком в горле.

— Эй... послушай меня, малыш. Можешь сделать это для меня?

Джона вынудил себя поднять глаза. Стив почувствовал, что захлебывается собственными словами. Каким-то невероятным усилием воли он сумел не разразиться слезами.

— Хочу, чтобы ты знал: лучшего сына нельзя и желать. Я всегда гордился тобой. Ты вырастешь и добьешься многого. Сде­лаешь в жизни столько чудесных вещей! И я так тебя люблю!

— Я тоже люблю тебя, па! И буду ужасно скучать.

Краем глаза Стив заметил слезы, льющиеся по щекам Рон­ни и Ким.

— Мне будет очень тебя не хватать. Но честное слово, я всег­да буду присматривать за тобой. Помнишь витраж, который мы сделали вместе?

Джона кивнул. Губы его дрожали.

— Я называю его Светом Господним, потому что он напо­минает мне о небесах. Каждый раз, когда свет будет падать из нашего витража или любого окна, знай, что я здесь, с тобой. Это и буду я. Светом из окна.

Джона всхлипнул, даже не пытаясь вытереть слезы. Стив продолжал обнимать сына, всем сердцем желая, чтобы все было по-другому.

Стив

Жизнь, осознал он, очень похожа на песню.

В начале это тайна, в конце — подтверждение, а в середине кроются все те эмоции, которые делают жизнь достойной.

Впервые за много месяцев он совсем не ощущал боли. Впер­вые за много лет он был уверен, что получил ответы на все свои вопросы.

Слушая песню, законченную и исправленную Ронни, он за­крыл глаза, преисполненный сознания того, что его поиски при­сутствия Господня были вознаграждены. Оказывается, Бог при­сутствует повсюду и всегда, и время от времени это испытывает каждый. Бог был в мастерской, когда они с Джоной трудились над витражом, он присутствовал рядом все время, проведенное с Ронни. Он присутствовал здесь и сейчас, пока его дочь играла песню. Их последнее совместное произведение. Как же он мог не понимать нечто совершенно очевидное?

Бог есть любовь в его чистейшей форме. И за эти последние несколько месяцев, проведенных с детьми, Стив чувствовал его прикосновение так же отчетливо, как слышал музыку, создава­емую пальцами Ронни.