Что и требовалось доказать, удовлетворенно подумал Крутов. Майор ходит с пси-генератором, и теперь надо лишь завладеть им. Зрителей немного, всего шесть человек, но все вооружены. Когда они поймут, что поединок завершается не в пользу командира, придется туго, если не поможет Погорелов. Стратегия ясна, полковник? Вперед! Посмотрим, на что способна эта высокомерная дубина… Как там говорил в таких случаях поэт? Ну что ж, придется вами насладиться?.. И где же все-таки Елизавета? Неужели и вправду ее забрал Джехангир?..
Крутов скинул пиджак и сандалии, оставаясь в брюках и футболке. Без брюк двигаться было бы легче, но в их карманах лежали метательные шарики, которые могли пригодиться в дальнейшем, какое-никакое, а вместе с иглами и звездочкой – оружие, и пренебрегать им не стоило. Бой начался, как только он нагнулся и снял сандалии, собираясь драться босиком. Разогнуться не успел – Сватов не стал ждать, когда противник наконец приготовится. И дрался майор не хуже, чем специалист по «зачистке» Рамазан Рахимов, с которым Крутова свела судьба в Брянске у Мокшина. Если бы не умение уходить в трансовое состояние пустоты, усиленное приемом ерофеича, Крутов вряд ли продержался бы долго, ошеломленный натиском майора. Такого града приемов, выполненных на самом высоком уровне мастером рукопашного боя в течение нескольких первых секунд поединка, он от него не ждал.
Сватов наносил удары из любого положения, неожиданно меняя их направление, безошибочно находя уязвимые места обороны противника. Его кисть, стопа, локоть, колено, палец – начинали свой путь именно туда, куда требовалось, в конкретную точку поражения, а не в формальный «верхний» или «нижний» пояс. Работал он в основном ребром ладони – по горлу, суставам, ребрам, что действительно напоминало технику русского суева, но изредка вдруг наносил тычковые удары-уколы, способные пробить грудную клетку, перебить кость, сломать позвоночник, и это была уже техника иного уровня, близкого к карате или тайдзюцу, хотя выполнялась не «по-японски» – с выплеском энергии в финальной стадии приема, а чисто «по-славянски» – с использованием спирально-закрученной динамики телесной организации. Крутов когда-то в начале спортивной карьеры практиковал подобные стили под руководством Джехангира, но не в таком объеме. Похоже было, что тренировал Сватова адепт боливака, системы боя, якобы восходящей к истокам Атлантической и Лемурийской цивилизаций, опирающейся на триггерную динамику, то есть на сверхбыстрое изменение состояний движения, как абсолютно адекватное отражение внешних воздействий и внутренних факторов телесной организации.
Конечно, майор владел боливаком (если это и в самом деле был легендарный боливак) не в совершенстве, ему не хватало внутренней духовной подпитки, морально-этических ограничителей, что для русского воина всегда было главным аспектом его мировоззрения. Русский боец никогда не убивал ради развлечения, удовольствия или спортивного интереса. Сватов жил по другим законам, на первом месте у него всегда стояло его «я», собственные желания, а право соперника на свободу и жизнь он никогда не ценил. Если для истинного воина путь овладения боевыми искусствами сводится к постижению истинного смысла жизни через воинскую практику, то для Сватова главной движущей силой было приобретение власти, а целью – победа любой ценой. И Крутов испытал это на себе, недооценив противника чуть ли не по всем статьям.
Первая же комбинация приемов майора повергла Егора в состояние грогги: он не успел защититься, не успел сгруппироваться (ставил сандалии на траву), хотя обязан был все предвидеть, не успел ответить – лишь невероятным ухищрением тела ослабил удары в область сердца и живота. Если бы это ему не удалось – разрыв сердечной сумки или селезенки был бы обеспечен, а как следствие – верная смерть!
И следующие два каскада приемов боливака, отзывающихся вспышками боли в точках контакта, Егор практически пропустил, сбрасывая сознание в «параллельный поток» и переходя полностью на рефлекторное реагирование. И лишь ухитрившись перехватить ногу Сватова и скрутить его броском на землю, перевел дух и начал строить систему защиты – уклоны, нырки, уходы на дистанцию, стопорящие ответы, а потом и нападения, основанные прежде всего на отсутствии ненависти к противнику, преодолении собственного страха, чутье опасности и на восстановлении энергетического равновесия. Дождавшись состояния пустоты, Егор перешел в наступление, исподволь готовя комбинацию, в результате которой он смог бы овладеть психотронным излучателем.
Сознание его как бы разделилось на два параллельных потока: один контролировал боевой транс, не вмешиваясь в движение тела, совершаемое в вихревом пространстве энерготелесных взаимодействий, второй просчитывал варианты развития событий и разрабатывал сценарий поведения, наилучшим образом соответствующего решаемой задаче. Со стороны он, наверное, выглядел печально: измочаленный, проигрывающий, готовый сдаться в любой момент и не помышляющий о победе. На самом же деле, приноровившись к манере боя Сватова, Егор мог уложить его в любое мгновение и не делал этого только потому, что не подготовил пока окончательный эпизод атаки. Поэтому бой длился еще несколько минут, захватив зрителей, заставив их забыть обо всем, кроме зрелища избиения.
Наверное, Сватов почувствовал, что схватка происходит «в киселе» – противник не падал! Он принимал на себя все удары, но эти удары вязли, теряли силу и не достигали цели. Крутов держался! И когда майор решил выйти из боя и разобраться, что происходит, наступил финал.
Комбинация в русбое называлась весьма образно – «пулемет» и представляла собой связку приемов типа японского «хаппо кэри» – тройного удара, поражающего нескольких противников сразу. Егор нанес Сватову боковой удар ногой в колено, тут же «ножницами» – то есть не опуская бьющую ногу на землю – врезал майору второй ногой в горло и в полете бросил двумя руками две иглы, поразившие двух громил, наблюдавших за поединком. Следующие броски он выполнил, уже катясь по траве, в темпе пулеметной очереди выстреливая один за другим шарики, дождавшиеся своего часа в карманах брюк, и звездочку-касугаи, прикрепленную к шее.
Иглы и звездочка вывели из строя троих мгновенно, шарики тоже нашли свои цели и, хотя выбить из бугаев Сватова сознание не смогли, все же заставили их отвлечься на внезапные попадания, и тут в схватку вмешался Сережа Погорелов, хладнокровно всадивший по пуле в лоб каждому еще стоявшему на ногах легионеру.
Когда Крутов докатился до одежды майора и выхватил из кобуры тяжелый пси-излучатель, все было кончено: все шестеро бойцов охраны зоны и сам Сватов лежали на земле, кто – дергаясь в агонии, кто без движения. Воспользоваться оружием они не успели.
В лесу возникла тень, сформировалась в стремительно текучую фигуру Погорелова.
– Я уж думал, он тебя свалит… рвем когти, командир?
– Успел-таки, пострел. Как прошел?
– Почти без стрельбы. Но двоих пришлось уложить, стерегли мостик.
– Подержи-ка под прицелом площадь. – Крутов нагнулся к Сватову и увидел его остекленевший взгляд. – О, ч-черт!..
– Что там? – всполошился Погорелов.